Червонное золото - Антонио Форчеллино Страница 31

Каменная конструкция была облицована мраморной штукатуркой, что придавало ей величественный, имперский вид. Северная часть еще строилась, и десятки рабочих сновали по деревянным лесам, поднимая на верхнюю часть каменной стены куски белого травертина, обтесанные в виде капителей.

Ватага мальчишек, сидя под настилом лесов, с хрустом толкла в ступах мраморную крошку, распевая себе в помощь какую-то ритмичную бесконечную песню. Они растирали мрамор в порошок, который потом смешивали с известью. Полученная паста, нанесенная шпателем на каменную кладку, как по волшебству тут же превращала каменную стену в мраморную.

По вечерам по улицам Рима, покрытым белой пылью, клубились маленькие пыльные вихри, и эту пыль невозможно было ни счистить с волос, ни выкашлять из легких. После нескольких лет работы кашель уже не покидал мальчиков до самой их ранней смерти. Они сидели в ряд или в кружок, сжимая ногами каменные ступы и размалывая в них мрамор длинными бронзовыми пестиками, широкими снизу. Пестики были тяжелые, и мальчишки поднимали их обеими руками.

Чтобы не видеть этого, Виттория отвернулась к подругам. Хоть мальчишки и распевали веселые песни, они все же выполняли на стройке самую трудную и опасную работу. Такую опасную, что за нее не брались даже взрослые.

— Как вы хотите: подняться в капеллу по лестнице или проехать в карете до самого Бельведера и посмотреть античные статуи во дворе? Потом, чтобы дойти до новой капеллы, надо будет пешком пройти весь коридор.

Ответ был единодушным:

— Статуи, мы хотим посмотреть статуи: дивных Лаокоона, Аполлона, Гермеса. Поехали в Бельведер.

Яснее всех высказалась Рената:

— Надо было приехать в Рим, чтобы полюбоваться на прекрасно сложенных мужчин и не скомпрометировать себя. И при этом удовольствоваться холодом мрамора.

Виттория поглядела на нее, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться и сохранить строгое выражение лица. Джулия и Элеонора, напротив, расхохотались, как девчонки. Маргарита, которую пригласили в последний момент, старалась соблюдать чопорную осанку. От нее явно ждали какого-нибудь забористого словечка на эту тему: не случайно Рената, говоря о прекрасно сложенных мужчинах, выразительно на нее посмотрела. Но Маргарита не проронила ни слова. Она глядела в сторону потайного садика Папы, где росли самые прекрасные в Италии гранатовые деревья. На них, освещенные солнцем, висели плоды, и птицы с наслаждением расклевывали рубиновые зернышки. Виттория высунулась в окошко кареты и велела кучеру ехать в Бельведер.

Когда они вошли во двор, где расположилась гигантская бронзовая еловая шишка, которую год назад откопали на месте форума Августа, у них было впечатление, что они очутились в другом мире — в мире ностальгического воображения человечества, которое наполовину существовало в античных книгах, наполовину в буйной, мятежной действительности, куда попало совершенно случайно. По замыслу Браманте, на фоне зеленых холмов Рима огромные плоские пилястры чередовались с арками и уходили в бесконечность, как на фантастическом рисунке. Впечатление от этой непомерной конструкции, самой большой в Италии, дополняло величественное римское небо, по которому плыли маленькие белые облачка, оттеняя его сияющую синеву.

От вида статуй у подруг перехватило дыхание.

Изобретательный архитектор превратил портик с колоннами во дворе палаццо Бельведер, выстроенного на вершине Ватиканского холма, в череду небольших изящных ниш. Каждая из них с должным пиететом вмещала в себя самые ценные из античных статуй, найденных в Риме за последний век. Папы выкупили их по чрезвычайно высоким ценам.

На несколько мгновений подруги лишились дара речи при виде того, что открылось их глазам, но потом любопытство взяло верх над колдовской атмосферой этого места. Отнюдь не благовоспитанные комментарии, вызванные видом обнаженных мужских тел, да еще таких прекрасных, не срывались с их уст только потому, что во дворике толпились с десяток иностранцев, прибывших со всей Европы полюбоваться коллекцией, о которой говорил мир.

Восхищение античными статуями за последние десятилетия распространилось, как эпидемия, хотя многие считали его греховным признаком развращенности и предательством по отношению к католической вере.

Кроме немецких и французских аристократов, которые могли позволить себе такое дорогостоящее путешествие, в Бельведере толпилось много молодых людей с рисовальными досками и листами бумаги. Они пытались запечатлеть совершенство античных тел и измерить их пропорции.

Среди них были мастера, у которых получались прекрасные рисунки, словно скульптуры сошли из ниш на бумагу. Но попадались и бедолаги, чьи рисунки не имели ничего общего с оригиналами.

Рената и Джулия исподтишка разглядывали рисунки, обмениваясь многозначительными взглядами или, в наиболее вопиющих случаях, толкая друг друга в бок и строя гримасы, которые, конечно же, не ускользали от взглядов художников, подвергнутых столь суровому экзамену.

Едва они подошли к Аполлону, как комментарии превратились в шумную дискуссию. Рената все норовила зайти сзади статуи и, разинув рот, разглядывала мускулистые ягодицы бога красоты. Дамы улыбались и красноречивыми жестами комментировали это чудо природы.

Элеонора, мыслившая более конкретно, высказала разочарование по поводу передней части божественного тела:

— Герцог Урбино, мир праху его, конечно, не обладал добродетелями бога из Бельведера, но, сказать по правде, имел более богатую оснастку.

Рената многозначительно вздохнула, словно давно ожидала этого заявления, и отчеканила, глядя на подругу смеющимися глазами:

— В этом убедился весь двор Рима, когда вы сбежали из дома Агостино Гиджи в самый разгар представления комедии, которое Папа Юлий устроил в вашу честь.

Рената не могла упустить случая, чтобы не выпалить все это. Элеонора вспыхнула, быстро взглянув на нее и глазами умоляя молчать, но было уже поздно. Джулия выглянула из-за статуи и уставилась на нее с удивленной улыбкой:

— Ну-ка, ну-ка, что это там за история с римским двором и мужскими достоинствами Франческо Мария делла Ровере? Я думала, он прославился только на полях сражений, а теперь оказывается, что он и в постели был не промах.

Элеонора пожала плечами и отвернулась.

— Выдумки. Сплетни служанок.

Но Ренату не так-то просто было смутить.

— И не только служанок. Об этом писали твоей матери, это она показала мне депеши послов.

Она повернулась к Джулии:

— Когда они, Элеонора и ее муж, племянник Юлия Второго, едва поженившись, приехали в Рим, весь двор собрался, чтобы их чествовать, но Франческо Мария, которому еще не было двадцати, и Элеонора…

— Которой было шестнадцать, — вмешалась Джулия, стараясь оправдать подругу: теперь ее поведение казалось ей недопустимо фривольным.

— Франческо и Элеонора не собирались терять столько времени на церемонии, едва открыв для себя все прелести брачного ложа. И однажды, в разгар комедии, которую в доме Гиджи играли в честь Папы, новобрачный вскочил, таща за собой Элеонору. Присутствующие провожали их любопытными взглядами, ибо заметили необычные размеры атласного гульфика юного герцога, который топорщился вверх, высоко подняв застежку.