Валлийская колдунья - Рексанна Бекнел Страница 31

— Если бы она чувствовала, что вынашивает семя дьявола, то поступила бы. Никто бы ее за это не осудил! Этих детей породило насилие, не забыли? Зверское насилие, — продолжила она, все больше распаляясь. — Иногда многократное, длившееся бесконечно…

— Прекрати! — резко произнес он, а потом неожиданно с силой притянул ее к себе, удерживая одной рукой за спину, а другой придвигая ее голову к своей груди. — Не вспоминай прошлое, которое было таким ужасным. Ничего хорошего это не даст. Теперь ты должна думать о будущем. О будущем этих детей.

И хотя его слова прозвучали гневно и требовательно, для Уинн они почему-то послужили утешением. Больше всего она хотела бы позабыть о том страшном времени, никогда не вспоминать о мучительных криках сестры, о долгих месяцах ее страданий и ужасной смерти. Но как ей это позабыть? Дети служили постоянным напоминанием. А теперь и этот англичанин приводит ее в смятение, пробуждает в ней все эти пугающие чувства. Старую ненависть. Новое желание. И страх, который был сильнее прочего. Ее пугало будущее, грозившее отнять у нее все, чем она дорожила.

Уинн позволила себе еще миг передохнуть, прижавшись к сильному телу, не готовая пока сопротивляться. У нее просто не было сил. Затем она порывисто вздохнула и уперлась руками ему в грудь.

Он не шевельнулся и ничуть не ослабил хватки.

— Отпустите меня, — пробормотала она, раскаиваясь, что позволила себе минутную слабость. Она не должна была давать ему даже повод заподозрить, что она уязвима. Мужчины вроде него — англичане — никогда не упускают случая воспользоваться своим преимуществом. Уинн оттолкнула его сильнее. — Я сказала, отпустите меня!

Но несмотря на все усилия, ей удалось только отстраниться настолько, чтобы встретиться с его пытливым взглядом. Добивалась она вовсе не этого, и, когда попыталась отвести глаза, он запустил руку в ее распущенные волосы и повернул ее голову так, что их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга.

— Я отпущу, когда ты выслушаешь меня, и не раньше, Уинн. Все понятно?

Она бунтарски посмотрела в его потемневшее лицо, прекрасно сознавая, что деваться ей некуда. Убедившись по ее молчанию, что она слушает, он прочистил горло.

— Ты должна раскрыть им правду, Уинн. Не приукрашивая ее своими собственными чувствами и предрассудками.

Она стиснула зубы.

— И вы думаете, что эта правда не послужит проклятием вашему народу?

Она почувствовала, как он вздохнул, потому что была крепко прижата к его широкой груди, прикрытой серым домотканым плащом.

— Дети не поймут ужасов войны, — ответил он. — И ужасов насилия. Они еще слишком малы, чтобы понять, что такие вещи происходят и почему.

— Понять почему? — презрительно бросила она. — Ни одной женщине никогда не понять, почему происходит насилие. Почему случаются войны. Откуда нам это понять? Только мужчины понимают такие вещи — по крайней мере, делают вид, что понимают. — Уинн впилась в него взглядом. — Может быть, вы сумеете мне объяснить это, сэр Клив? Почему мужчины затевают войны? Почему они насилуют? — затем, не сумев остановиться, она выпалила:

— А вы когда-нибудь насиловали женщину?

Он оцепенел, его пальцы больно впились ей в руки. Затем отстранил ее на расстояние локтя, словно к его телу прижали раскаленное клеймо.

— Нет! Нет, никогда. — Он затряс головой, словно пытаясь сбросить гнев. — Все мужчины разные. Да ты и сама это знаешь. Вот, например, твой друг Дрюс…

— Не смейте сравнивать английских солдат, творящих мерзости, с Дрюсом или любым другим моим соплеменником! Мы, валлийцы, имеем право называться людьми, в отличие от вас и вам подобных!

Он опять покачал головой, но на этот раз, несмотря на ее презрение, ей показалось, что ему стало жалко ее.

— Ты называешь себя Вещуньей. Жители Раднора идут к тебе за советами и наставлениями. Даже мудростью. И все же, где найдется еще такая глупая женщина? Такая наивная и чистая? Мы, англичане, не так уж отличаемся от вас, валлийцев. Среди нас найдутся и хорошие и плохие. Честные и бесчестные. — Он слегка встряхнул ее, обжигая взглядом. — Мы не такие уж разные, Уинн. И среди валлийцев найдутся мужчины, которые насилуют и грабят, опьяненные безумством войны. Или ты думаешь, что в приграничных английских деревнях не найдется валлийских бастардов? — он снова ее встряхнул, — В войне страдают обе стороны. Но мы не в силах изменить то, что уже произошло. У детей, которых ты воспитываешь, отцы англичане. За то, что один из них хочет исправить сотворенное зло, его нельзя осуждать.

— Но и нельзя оправдывать, — ответила она, хотя и не с прежним пылом.

— Он не может изменить прошлое, Уинн. Но он может изменить будущее.

Но я не хочу, чтобы он это делал, хотелось закричать Уинн. Только она не смогла.

Казалось, ее охватил холодный страх в предчувствий этого самого будущего и тревожные опасения. Она задрожала, и Клив тут же заключил ее в теплые объятия.

— Знаю, тебе тяжело, — пробормотал он, уткнувшись ей в волосы.

Уинн крепко зажмурилась, удерживая слезы.

— Ничего ты не знаешь…

Она почувствовала, как дрогнуло его горло оттого, что он проглотил слюну, а в груди мерно и сильно застучало сердце. И зачем только он здесь появился? Он основательно разрушил ее жизнь, и, тем не менее, в эту минуту ее радовало, что он рядом. Она даже чуть было не поверила, что он прав и что намерения у него благородные. Но отдать одного из своих детей…

Чувства ее были в таком смятении, так болезненно перепутаны, что она потеряла способность рассуждать логически. Он приподнял ее лицо, и она посмотрела на него затуманенными от слез глазами.

— Я так их люблю, — прошептала она, не справившись с дрожью в голосе и страхом в своей душе.

— Я знаю, — пробормотал он в ответ, пожирая взглядом чуть затененные черты ее лица. — А я… — Он задохнулся и тут же застонал. — А я слишком долго этого ждал.

Поцелуй, к которому он внезапно принудил ее, не был совсем неожиданным, и Уинн не стала притворяться перед собой, будто почувствовала отвращение. Она ждала нового поцелуя после того, что произошло утром, хотя и подавляла подобные мысли. Это было бы совсем предательски по отношению к самой себе. Полное безрассудство.

Но теперь, когда он коснулся ее губ без малейшего намека на нежность, она отбросила всякую необходимость в притворстве. Слишком восхитительным оказался вкус теплых влажных губ, прижавшихся к ее теплым влажным губам.

Он легко раскрыл ее губы, словно так и нужно, и сразу же их языки сплелись в яростной схватке. Он заманил ее язык в свой рот и, когда она возбужденно приподнялась навстречу ему, снова полностью завладел ее ртом, наполнив ее невероятной чувственностью. Он то проникал в ее рот, то покидал его, и где-то в самой глубине ее существа вспыхнул огонь.