Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева Страница 30

Но сейчас мне не хотелось ни в чем разбираться. Нельзя, наверное, всю жизнь прожить от ума. Ведь кроме этого на свете существуют чувства, ассоциации, интуиция. Например, звук льющейся в тишине воды всегда будет возвращать меня к странному состоянию бестелесности, к этому непонятному, счастливому состоянию.

…Оказалось, я ошибаюсь. Достаточно было услышать в трубке голос Глеба, чтобы снова все пережить.

— Я заеду за тобой в девять.

— Хорошо.

Я даже не спросила, куда мы отправимся и чем будем заниматься. Только чувствовала, что вчерашнее настроение с каждой минутой все, сильнее нарастает во мне. Если так пойдет дальше, я вообще лишусь естественного человеческого свойства притягиваться к земле. Оторвусь…

Нет, до конца оторваться не получится — сегодня в клинике нервных болезней меня ждет встреча с музыкальным доктором. Я с ужасом призналась себе, что не хочу ехать к маме. Боюсь ее напряженных глаз, неловких движений, холодного взгляда. Ее неприязни. Мамина трагедия, бывшая все годы неотъемлемой частью моей жизни, показалась мне в ту минуту чем-то неприятным и скучным. Ведь Лешка же не причисляет ее болезни к числу своих личных проблем! А что будет, если я один раз, всего один разочек не съезжу в клинику?

Я набрала нужный номер и осторожно сообщила доктору, что не смогу приехать сегодня — на работе неотложные дела.

Про себя решила: если только он начнет возражать… Но он не возражал…

Дома мне сразу бросился в глаза засохший букет — потемневшие чайные розы на длинных ножках с поникшими головками. Неужели Влад существовал в моей жизни всего несколько дней назад? Ну да, существовал. О нем осталась память, красивая и печальная, — увядшие розы.

Я вспомнила, что Таня всегда сохраняет засохшие цветы — делает целые композиции, украшает квартиру. Мама, наоборот, такие вещи не переносит, считает, что держать их в доме — плохая примета.

У меня, тем не менее, не поднималась рука выбросить букет в помойное ведро. Вылив побуревшую за несколько дней воду, я вымыла и тщательно вытерла вазу и осторожно поместила букет обратно. Несколько лепестков и сухих темно-зеленых листьев упали с тихим шелестом на ковер Островок осени в разгар весны… Влад мечтал заполнить мою жизнь красотой, комфортом, интересными путешествиями. Но разве в этой жизни что-нибудь совершается по плану? В жизни как в природе! Что толку планировать, чтобы в ноябре на деревьях распустились листья или чтоб в июле замерзла река? Природа живет по своим законам, жизнь развивается по своим. Эти законы требуют, чтобы Глеб находился со мной рядом. Остальное абсолютно исключено!

Я собрала сухие листья с ковра и стала готовиться к встрече с Глебом.

Увы, зеркалу нечем было меня порадовать. Как это часто случается, внешне я нравилась очень многим, но не себе самой. Плотного телосложения, как пишут в газетных объявлениях и криминальных хрониках. Ну, не полней Елены — воспротивился внутренний голос. А все же плотного… И даже беспокойства последних дней никак не утончили мою плотность!

Лицо уверенное, сосредоточенное, умное.

— Слушай, ничего тебя не берет! — укорило я свое отражение, накладывая яркий вечерний макияж. — А где же следы смятения, озоновой легкости? Куда девалась женщина? Налицо только аналитик! А вдруг женщина вообще умерла?!

Слишком долго тянулась жизнь до встречи с Глебом! Подспудно казалось: мое женское начало так и останется невостребованным. А может, оно потихоньку стало атрофироваться, как у человека, не встающего с постели, в конце концов атрофируются ноги.

Аккуратные линии сиреневого карандаша немного исправили ситуацию. Лицо стало живее, но проще. Смазливее. Ушла глубина. Чем ее восполнишь? Если попробовать собрать волосы?.. А если распустить?..

Честно сказать, волосы — моя гордость. Густые, крупные локоны. Весь уход за ними заключается лишь в том, что я мою волосы оттеночным шампунем «Золотой блондин» и раз в два месяца захожу в парикмахерскую. Перебрав всевозможные варианты прически, я остановилась на промежуточном — боковые пряди собрала на висках небольшими черепаховыми заколками, а сзади предоставила волосам полную свободу.

Немного старомодно, напоминает пятидесятые годы истекшего XX столетия, но никуда не денешься. Избавившись от имиджа румяной и толстой купеческой дочки, я все равно не превратилась в манекенщицу XXI века. Избрала стиль строгий и простой: на работу — костюмы, светлые блузки, в остальном — классическая джинса. И кстати, вечернее платье, которое я намеревалась надеть сегодня, тоже очень простое. Прямой, слегка приталенный силуэт, воротник — щель, эффектно подчеркивающий шею и чуть приоткрывающий плечи, длина — за колено. Платье сшито из красивого лилового шелка, поэтому я держала его за нарядное.

К платью имелись две пары туфель. Черные без каблуков, метко названные мамой «галошками», и фиолетовые замшевые лодочки на шпильках, купленные, извините за выражение, в «Ж». От шпилек, увы, пришлось отказаться. Опять что-то купеческое. Только теперь уже не дочка, а жена, разрядившаяся ради праздника.

В общем, я сделала все возможное, чтобы выглядеть прилично, и с чистой совестью отошла от зеркала. Никогда не увижу в нем то, о чем мечтаю, а лишний раз расстраиваться какой смысл?

Часы показывали без немногого девять, но было светло, как днем. Я уселась на диван в своей комнате и стала ждать. Глеб появился в начале десятого, принеся с собой особенный запах весенней московской улицы — пыли, влаги, молодой зелени — запах озона, круживший мне голову вчерашней ночью, вызывающий желание подняться в воздух и улететь… Но лететь было некуда. Душа, встретив свое тело, обрела, наконец, покой. Прекрасный сюжет для средневековой гравюры.

— Ты готова?

— Смотря к чему…

— Поужинать в ресторане.

— Пожалуй.

Но он по-прежнему крепко держал меня за плечи.

Я засмеялась:

— Так мы не попадем в ресторан.

— Ты голодна?

— Не очень.

— Вчера я провел мучительную ночь. Ты понимаешь, что поступила жестоко?

— Я поступила мудро.

— Мне тебя не хватало. Я не мог уснуть.

— Это было в последний раз. Ты должен был прочувствовать.

— Я всю жизнь это чувствовал.

— Всю жизнь и еще один день.

— Последний день был самым тяжелым, — произнес он шепотом, и я поняла, что в ресторан мы сегодня не попадем.