Мужчины в нашей жизни - Анастасия Соловьева Страница 29

Несколько секунд Королева молчала. Потом набросилась на Валерию:

— Что ты глупости говоришь?! А для чего тогда вот это? Зачем он нам эту сумасшедшую прислал! Ты мне объясни, пожалуйста!

— Тебе же нужна заместительница, — ответила Валерия спокойно.

— Такая — не нужна! Сам бы с ней и работал! Мартышка косолапая…

Но в это время в кабинете начальницы зазвонил телефон, и мы лишились возможности насладиться перлами русской словесности, которые с беспечной щедростью Королева-мать расточала в адрес новой коллеги.

— Да, Илья Сергеевич, — произнесла она в трубку после недолгого молчания. — Была, разговаривали… Очень приятная женщина. Да, знающая, толковая… Это сразу видно! Безусловно сработаемся… Коллектив? Я думаю, коллектив мое мнение разделяет.

Коллектив слушал как зачарованный. Вроде бы чему удивляться? Двуличие — довольно распространенная в современных условиях черта. Часто это даже средство соблюсти приличия: пренебрежешь одним, неизбежно нарушишь другое. Но для Любаши это никакое не средство, а среда обитания.

— Еще звонит! — визжала начальница. — Издевается! Садист, заглядывающий в глаза жертве!

Находчивая Валерия достала из аптечки валокордин и принялась отсчитывать капли.

— Сорок! Сейчас быстро подействует! — весело сообщила она.

Приняв лекарство, Любаша удалилась к себе, а обрадованный народ с энтузиазмом взялся за работу. Я тоже открыла нужный документ, но тут приключилась новая беда: мне стали звонить друзья и знакомые.

Кампанию звонков открыла возмущенная моим поведением Ирка:

— Куда ты запропастилась? Трубку почему не берешь?!

— На даче была, поздно приехала.

— Слушай, тут такое!

— Какое?

— Короче, и смех и грех. Знаешь, кого я вместо тебя на пикник пригласила? Люду! Помнишь ту, ненормальную, с дискотеки.

— Да ты что? Где же ты отыскала ее?

— Она мне в прошлой раз чуть ли не насильно всунула свой номер телефона. Я выбросить хотела, да руки не дошли. Ну а когда ты отказалась ехать, дай, думаю, позвоню. Она обрадовалась страшно. Знаешь, она на фейс ничего, и мужику этому, второму бизнесмену, вначале понравилась вроде. Но потом такие фокусы показывала, мы втроем над ней умирали.

— Ну а еще что хорошего?

— Еще? Знаешь, я даже сглазить боюсь.

— Начала, уж говори…

— Этот второй бизнесмен, то есть первый…

— Так второй или первый?

— Ну, в общем, с Людой был Дмитрий, а меня выбрал Николай.

Я была возмущена Иркиным лексиконом.

— Меня выбрал… Ты что, на панели стояла?!

— Наташка, прекрати цепляться к словам! Ты же знаешь, что по большому счету выбирают всегда мужчины.

— Может, и так, — вздохнула я. — Но разве от твоего выбора ничего не зависело?

— А мне без разницы было, оба симпатичные, на хороших машинах, с деньгами…

— Женатые, — подсказала я.

— Ошибаешься! Николай вдовец.

— Значит, тебе повезло больше, чем этой Люде?

— Люде не повезло в тот момент, когда Бог забыл ей вложить в голову мозги!

— Ирка, не гордись! Я вижу, тебя терзает комплекс победителя.

— И вовсе не комплекс! — обиделась в шутку Иринка. — В общем, поздно вечером у тебя есть шансы узнать о подробностях. Настрой свой радиоприемник…

— При чем тут радиоприемник? Ты что, собралась в эфире вещать? — испугалась я.

— Наташка, я шучу, — беззаботно пропела моя подруга. — Я позвоню тебе домой часиков в двенадцать. Умоляю, не засни до этого времени!

— А пораньше не можешь?

— Пораньше никак! Мы через полчаса встречаемся с Николаем!

Спокойная, сосредоточенная речь Лизы звучала контрастом Иркиному воркованию. Парикмахер — самый, по Лизиному мнению, квалифицированный мастер в их салоне — поработал с моей фотографией. От пепельного цвета мне советуют отказаться, но взамен могут предложить несколько интересных нестандартных идей.

— На какой день тебя записывать? — уточнила Лиза.

— На четверг. Нет, на пятницу, — быстро ответила я, представив, как сообщу Глебу, мол, сегодня приду позже, после работы заскочу в парикмахерскую. Разве аллегория души имеет на это право?

Следующий звонок был от музыкального доктора. У него тоже нашлись для меня некоторые интересные новости.

— Инна Владимировна понемногу идет на поправку.

— Я могу ее видеть?

— Да… пожалуй.

Мне показалось, что с мамой все не так хорошо, как доктор пытался представить в начале разговора. Бывают такие случаи — лекарства ликвидируют галлюцинации, но стоит перестать принимать их…

— Скажите, она спрашивала обо мне?

— Да, спрашивала.

— Она по-прежнему считает, что я в Ганновере?

— Нет. Я же сказал, что бред прекратился. Хотя пациентка еще слаба и апатична, с этим этапом лечения, я надеюсь, покончено.

Мы условились, что я подъеду в клинику к семи. Удобнее было бы сделать это в половине восьмого, чтобы опять не идти на поклон к Любаше, но доктор объяснил, что его рабочий день заканчивается в шесть тридцать. Конечно, он может задержаться на полчаса, но не до бесконечности же. Пришлось остановиться на семи.

Последним позвонил Глеб. Увидев на определителе его номер, я торопливо вышла из офиса. Не приведи господь привлечь внимание милейшего коллектива к обстоятельствам своей личной жизни! Им ведь дай только повод, только попади на язык…

…Вчера вечером мы с Глебом расстались почти сразу. Выпили за помолвку по бокалу кьянти, а потом я попросила:

— Иди…

Оставшись одна, вышла на лоджию, которую наши знакомые, ничуть не преувеличивая, называли оранжереей, и долго поливала цветы. Город затихал, погружаясь в сон. Постепенно стало так тихо, что я различала журчание воды и звуки пересохшей земли, жадно впитывающей влагу. Лоджия заполнялась головокружительным ароматом озона…

От озона кружилась голова. От счастья может разорваться сердце. В моем любимом фильме главная героиня признается подруге:

— Мне было так хорошо, так хорошо, что хотелось умереть…

Даже в самые лучшие минуты понимаешь: это пройдет. А что впереди — неизвестно. Расстаться с жизнью в самый счастливый момент — все равно что закончить песню на самой трудной и красивой ноте… Просто расстаться с этой унылой, пасмурной жизнью, превратиться в душу, способную подняться в небо и улететь. Улететь на поиски своего тела. Найти и слиться с ним навсегда…

И что это вдруг случилось со мной? Вообще фантазии и порывы никогда не были свойством моей натуры. Я считала себя скорее рационалисткой, чем фантазеркой. Именно природный рационализм не позволял мне легко сходиться с людьми, тем более с мужчинами. Меня не трогали обычные знаки внимания — подарки, комплименты, красивые слова. Я прежде всего пыталась понять, что за человек передо мной.