Декамерон в стиле спа - Фэй Уэлдон Страница 30

Шиммер сделала еще одну попытку, когда он переехал жить к ней.

— Я наврала тебе, — сообщила она как-то утром, лежа после секса в приятной истоме и оттягивая время, когда придется вставать и идти на работу.

— А я знаю, — ответил он, чем вызвал у нее несказанное облегчение.

Но, оказывается, он заметил только буковку Ш вместо Л в инициалах на счетах за коммунальные услуги. Тогда она призналась, что ее зовут не Люси, а Шиммер. Он заметил, что у нее, должно быть, маленько чокнутые родители — хотя и это он знал (она уже рассказывала ему о своем детстве, и он тогда посочувствовал ей, а Шиммер даже всплакнула от смешанного чувства благодарности и жалости к себе). Теперь же Пит тоже утешил ее: мол, имя Люси ему не очень-то нравилось, было простецкое, и он будет называть ее Шимми. Правда, теперь на операциях, копаясь в мозгу пациентов, она почему-то чувствовала себя не так уверенно, как раньше. Ее прежнее имя не давало поводов для сомнений — не то что уменьшительное Шимми. Зато как оно ей нравилось! Ей нравилось быть Шимми, молоденькой операционной сестрой, ждущей инструкций и приказаний. И если кто-то в операционной и заметил эту неизвестно откуда взявшуюся неуверенность — словно она ждала, когда неведомая властная рука направит ее действия — то не отважился сказать об этом вслух. А пара неожиданных случаев церебральной вегетативности, возможно, явилась просто статистической аномалией. Шиммер по-прежнему была непревзойденным хирургом. Или почти непревзойденным.

Но поддерживать ложь оказалось непросто — для этого требовалась постоянная сосредоточенность и изобретательность. Вести двойную жизнь в наше время очень нелегко. Она открыла еще один, тайный, банковский счет, на который переводила деньги в размере зарплаты медицинской сестры. Медсестра получала около двадцати пяти фунтов в час (неплохо в сравнении с двенадцатью фунтами Пита); сама же Шиммер имела пятьсот фунтов в час и в случае перехода на частную практику (что было против ее принципов) могла бы умереть миллионершей. Она наврала, будто квартира досталась ей от двоюродной бабушки, а потому нет необходимости брать кредиты на жилье; коммунальные услуги они оплачивали с Питом вместе; она приучила себя к жареной рыбе с картошкой и даже искусственно развила в себе булимию.

Тайный банковский счет все рос и рос — лишь иногда она позволяла себе купить дорогую одежду, говоря, что отыскала эту вещицу на дешевой распродаже. Она просила Спаркл, когда та звонила, не выдавать ее секрета, и сестра послушно выполняла эту просьбу, хотя ее пугало развитие событий — ей было страшновато видеть, как близняшка-сестра все больше и больше погрязает в рабстве любовных страстей. Видеться с Дэйвом Спаркл не имела ни малейшего желания, получив от него все, что хотела, в тот памятный вечер.

Но это, разумеется, не могло продолжаться долго. Скрытая вина всегда обнаруживается и кончается классовой войной. Вчерашнее межвидовое кровосмешение сегодня оборачивается кровопролитием. Тайна стала известна Питу, и он не смог вынести обмана. Мало того что мужчины вообще любят советовать, наставлять и помогать женщинам — а как быть, если она нейрохирург, а он простой штукатур? — но дело не только в этом.

Тут еще вовсю постарался Дэйв, который переживал трудные времена. Он был крайне расстроен дезертирством младшего брата. А как же иначе? Раньше они вместе шлялись по городу, по кабакам и компашкам, а теперь, когда Пит связался с этой медсестрой, больше не были великолепной парочкой и Дэйв, что называется, осиротел. Он стал одинок, и даже обаяния и прыти у него поубавилось. Он теперь не ужинал в пабах, а все больше просиживал за стойкой в каком-нибудь баре, неспособный привлечь внимание даже бармена, не то что каких-нибудь удалых девчонок. От былой уверенности не осталось и следа, он стал робок и невзрачен. Пока Пит расцветал и здоровел, нагуливая мужскую силенку, Дэйв тускнел и хирел, плечи его сутулились, вместо широкой улыбки появилась недовольная ухмылка, и даже родители начали за него беспокоиться. Он больше не подходил к игровому автомату, даже чтобы попинать его, — перед кем выпендриваться, если ты все равно один? А играть и вовсе глупо — только деньги на ветер швырять.

Ко всему прочему его начальник Алан заболел и попросил Дэйва принять дела до его выздоровления. Среди водопроводчиков Алан был известен своим угрюмым нравом, отвратительной стряпней жены, а теперь вот еще жуткими головными болями, донимавшими его время от времени. В ходе обследования поставили диагноз «мигрень», но к головным болям прибавилась совершенно непозволительная для его работы рассеянность. Он слег в постель, а на Дэйва в придачу к обычным нагрузкам навалилась вся бумажная работа с отчетами, налогами, неустойками и прочей канителью — а ведь у бедняги даже не было подружки, способной хоть как-то поддержать его или помочь. Теперь вместо подружек у Дэйва имелись только водопроводные трубы, а бумажная работа и вовсе способна была его доконать. И все-таки Дэйв хотел помочь Алану, поэтому старался как мог, в том числе в постели с его женой, с которой время от времени трахался, что называется, из милосердия — благо Алану об этом было неизвестно.

Пользуясь отсутствием начальника, Дэйв подшустрил и заменил логотипы на трех белых фургонах фирмы, Теперь вместо «Алан Харгривз и сын. Водопроводное дело с 1965 г.» на фургонах красовались другие надписи — «Водопроводные работы любой сложности», «Водопровод на благо общественности» и «Водопроводные услуги в короткие сроки». Наградой за проявленную инициативу явился контракт на проведение срочных аварийных работ в местной больнице.

А далее события развивались так. Воскресенье. Восемь часов утра. У Шиммер, голышом взгромоздившейся на Пита, готового оказать ей самый что ни на есть «радушный прием», сигналит сотовый, сообщая о поступившей эсэмэске. Шиммер тянется к телефону, чтобы ответить. Пит тянется к руке Шиммер, чтобы остановить ее. Он не любит, когда его отвлекают — ему неприятна даже мысль о том, что какая-то больничная работа помешает ей выказать ему должное внимание и восхищение.

— Любите вы, бабы, заниматься сразу всем, — говорит он. — Пошли ты на хрен этих уродов!

И он переворачивает ее, овладевая не только вниманием, но и всем остальным. Но у Шиммер есть свои маленькие секреты и уловки, она знает, как закончить это поскорее, поэтому уже минуты через три-четыре набирает номер больницы и узнает, что ее срочно ждут в операционной. Шиммер набирает ответ, сообщая, что уже едет, быстро одевается и, даже не умывшись, выходит из дома. Пит, уже засыпая, ощупывает постель рядом с собой и, не найдя Шиммер, раздражается. И почему нельзя было стать учительницей, как сестра, и работать, подобно всем нормальным людям, фиксированное количество часов с обычными выходными?

А Алана готовят к операции. Жена привезла его в больницу рано утром, едва передвигающегося и спотыкающегося о незавязанные шнурки, и ему тут же поставили диагноз — «опухоль мозга». Размером с помидор, но с какой именно — маленький черри или «бычье сердце», — пока не ясно. Ясно было только одно — операцию откладывать нельзя.

А между тем Дэйв находится здесь же, в больнице — чинит в одном из операционных блоков засорившуюся раковину и постоянно текущий кран, вконец вымотавший нервы хирургам. Вечная лужа под ногами и угроза антисанитарии до того надоели, что Дэйву позволено продолжать работу во время операции. Дэйв уже видел мельком бледное лицо своего босса, которого провезли на каталке в операционную, где ему предстояло либо умереть, либо излечиться, или же остаться вечным «овощем».