Нечаянный роман - Надежда Семенова Страница 3

– Никакой он мне не ухажер, – с болью сказала Наталья, – я просто первая с ним познакомилась…

– Сто лет не была на дискотеке. – Женька подняла руки, чтобы занимать как можно меньше места, и начала протискиваться вперед, туда, где бульон тел становился гуще и интенсивнее.

Парней в толпе было заметно меньше, чем девчонок. Группа девиц в теле дружно плясала вариант барыни, подбадривая себя визгами и подергиванием юбок. Обилие плоти странно напомнило базарный прилавок с парным мясом. Чей-то локоть ткнул Наталью в живот, она задохнулась, отступила, ударилась об массивную спину сзади.

Задыхающийся голос певца замурлыкал на иностранном что-то медленное, усиливая чувство клаустрофобии. Девицы с мясного прилавка вздохнули и расступились. Наталья бросилась в просвет между телами и обнаружила себя в полуметре от танцующей пары.

Она узнала его по затылку и линии плеч. Его бедра не казались больше ленивыми, а были поджаты в охотничьей стойке. Его голова, все его тело было устремлено вперед, на плечах лежали тонкие… Женькины руки. Сестра смотрела на Эдуардо удивленным взглядом, за полураскрытыми губами влажно блестела перламутровая полоска зубов.

– Знакомься, моя сестра, – пробормотала Наталья заранее подготовленную фразу, которую никто, кроме нее, не услышал.

Поменялась музыка, вместо полусдохшего иностранного шептуна в динамики ворвался «Ласковый май». Толпа с энтузиазмом выдохнула в одно общее горло. Шум, свист и пляс слился в общий восторженный гул. «Белые розы, белые розы», – запричитал фальцет, и толпа начала подпевать. Дробный мотивчик словно нажал невидимые пружины, Натальины руки сами собой сложились в хлопающие крылышки, ноги принялись выписывать на полу затейливые кренделя. В теплых сапогах захлюпало от пота.

Эдуардо и Женька не расцепили объятия, так и остались стоять, только заходили, не попадая в такт, острые Женькины локти, словно у привязанной к ниткам марионетки.

Время сцепилось в бесконечный локомотив, под метроном бухающего в ушах Натальиного сердца одна композиция следовала за другой.

Снова ускорился темп, скучавшие у стенок встряхнулись и заполнили свободное пространство. В центре зала, всем на рассмотрение, Эдуардо и Женя продолжали танцевать свой собственный, никому не слышный, кроме них, медленный танец, на его плече флагом капитуляции повис Женин шарфик.

Народу в зале осталось совсем немного. Девушки из мясного танцевали друг с другом. Наталья сидела в темном углу и пустым взглядом смотрела на пустое место в центре зала. Она знала, знала, что именно так все и случится, Эдуардо не мог, не мог не обратить на Женьку внимания. Именно поэтому она и позвала сестру на дискотеку. Только вот почему ей так больно? Почему кажется, что в груди кровоточит, рвется на части глупое слабое сердце.

– Быстрей, последний трамвай! – Женя заскочила в дверь и замахала рукой.

Проклиная свои ватные ноги, Наталья сделала рывок и вскочила на подножку.

Клацнула, защемляя край Натальиного пальто, дверь.

Танцующей походкой Женя прошла вдоль пустого вагона и села в последний ряд у заднего стекла. Наталья выдрала пальто из двери и поплелась следом.

На Женькином лице заблуждало странное, неуловимо знакомое выражение. Наталья бухнулась на сиденье с краю и уцепилась за холодный металлический поручень.

– Я и забыла, какие короткие в Калинине трамваи, – сказала Женя, – так гораздо уютнее.

– Калинин гораздо меньше Питера, – сказала Наталья, удивляясь тому, как механически прозвучал собственный голос.

– И люди в провинции гораздо более приветливые, – сказала Женя.

– Меня чуть дверями не прищемило, – пробормотала Наталья.

– Наверное, водитель торопится домой, – сказала Женя и грациозно, как кошка, потянулась всем телом, – к жене и деткам.

– Водитель, к твоему сведению, женщина, – вспыхнула Наталья, припоминая, откуда ей знакомо выражение Женькиной… морды.

Именно такое было у соседской кошки Маруськи, которой мама носила рыбьи кости. После папы кошке доставалось мало, он сам обгладывал их дочиста. Говорил, что настоящий рыбак даст фору любой животине, даже если вся рыба в доме из гастронома. Мама тоже любила рыбу, но над костями не усердствовала, Маруська тоже должна была чем-то питаться, Маруськина хозяйка, тетя Валя, жила на пенсию.

– Натка, ну, не дуйся, – промурлыкала Женя, – твой Эдик правда… душка.

– Это не мой Эдик, – сказала Наталья, глядя прямо в узкий, кошачий Женькин зрачок, – Эдуардо встречается с Асей. Уже месяц.

– Месяц? – закашлялась, словно поперхнулась рыбьей косточкой, Женька.

– Аська хочет пригласить его на Новый год домой. «Папе показать», – мстительно сказала Наталья.

Женька молчала, острыми зубками кромсая нижнюю губу.

Отчаянно дребезжа и лишь слегка притормаживая на горящих желтым светофорах, трамвай прорубал железным телом темноту ночных улиц.

Женя откашлялась.

– Ты не говорила, что у него роман с твоей подругой. Я думала, он просто… бабник.

– Та еще подруга, – горько усмехнулась Наталья, – я первая с ним познакомилась, только кого это волнует? Ты вон тоже… все лицо ему… обслюнявила.

Женькино лицо превратилось в белую маску с неровно вырезанными прорезями для глаз. Один глаз выше другого и оба несчастные.

– Он… теплый, – медленно сказала она, обхватывая себя за плечи, словно ей стало вдруг смертельно холодно.