Мечта для нас - Тилли Коул Страница 3

Я снова откинулся назад, упершись в песок ладонями, удивляясь самому себе. Когда я в последний раз беседовал с кем-то так долго? Я затянулся, выдохнул дым.

– И выключи наконец эту штуку, а? Кто в здравом уме идет на дискотеку послушать диджея, а потом отправляется на берег моря, слушать классическую музыку?

Девушка нахмурилась, но музыку выключила. Я упал спиной на холодный песок и закрыл глаза. Волны с тихим шуршанием наползали на берег, и моя голова заполнилась бледно-зеленым цветом. Я слышал, как девушка пошевелилась, и понадеялся, что она сейчас уйдет, но, увы, она села рядом со мной. Мой мир потемнел: я начал потихоньку отключаться из-за виски и привычного недосыпа.

– Что ты чувствуешь, создавая свою музыку? – спросила девушка.

Причина, по которой она решила, что сейчас самое время для маленького интервью, осталась за рамками моего понимания. И все же я с удивлением услышал собственный голос:

– Я не чувствую.

Девушка молчала, и тогда я приоткрыл один глаз и взглянул на нее. Она смотрела на меня сверху вниз. Никогда еще не встречал девушку с такими большими карими глазами. Темные волосы, собранные в хвост, гладкая кожа, пухлые губы.

– Тогда проблема именно в этом. – Она улыбнулась очень грустной улыбкой. С жалостью. – Музыку должен прочувствовать и создатель, и слушатель. Каждую ноту нужно пропустить сквозь призму чувств.

Какое-то странное выражение появилось на ее лице, но что оно означало, я, хоть убей, не понимал.

Каждое слово ранило меня, как острый нож. Я не ждал такого жесткого комментария и уж тем более не думал, что после него в сердце возникнет такая тупая боль, словно эта девица взяла мясницкий нож и располосовала мою душу.

Меня так и подмывало подняться и сбежать, вырвать из памяти ее оценку моей музыки. Однако вместо этого я принужденно засмеялся и выплюнул:

– Отправляйся домой, крошка Дороти. Иди туда, где музыка что-то значит и где ее чувствуют.

– Дороти была из Канзаса. – Девушка отвела взгляд. – А я – нет.

– Ну, так и катись туда, откуда приехала! – рявкнул я. Потом демонстративно скрестил руки на груди, уселся поудобнее и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на пронизывающий холодный ветер и ее слова, засевшие глубоко в сердце.

Я никогда и никому не позволял так себя доставать. И больше не позволю. Мне просто нужно немного поспать. Мне не хотелось возвращаться в дом матери в Брайтоне, а до моей лондонской квартиры довольно далеко. Так что оставалось надеяться, что копы не найдут меня здесь и не прогонят с пляжа пинками.

Не открывая глаз, я сказал:

– Спасибо за полуночную критику, но мне всего девятнадцать, а популярность моя растет как на дрожжах, и лучшие клубы Европы стоят в очереди, умоляя выступить на их сценах, так что, думаю, я проигнорирую твое всеобъемлющее заключение и продолжу наслаждаться этой дерьмовой жизнью.

Девушка вздохнула, но ничего не сказала.

Когда я снова пришел в себя, мне в глаза бил яркий свет. Я вздрогнул: над морем кружились стаи чаек, их пронзительные крики били по ушам. Я сел и оглядел пляж; солнце стояло высоко в небе. Я провел рукой по лицу и застонал: голова трещала от похмелья. В животе заурчало – мне срочно требовался добрый английский завтрак, в котором обязательно будет присутствовать большая чашка черного чая.

Я встал, и что-то упало с коленей на песок: у моих ног лежало одеяло.

То самое одеяло, в которое вчера ночью куталась американка в фиолетовом платье.

Подобрал его и ощутил легкий аромат, сладковатый и соблазнительный. Я огляделся: девушка исчезла.

Она оставила свое одеяло. Нет, она меня им укрыла.

«Твоя музыка бездушна».

При воспоминании об этих словах внутри все сжалось, поэтому я выбросил их из головы, как поступал со всем, что заставляло меня чувствовать, закопал неприятное воспоминание поглубже.

И потащил свою задницу домой.