Одна среди туманов - Карен Уайт Страница 3

Я прислушалась, надеясь услышать мелодичное пение птиц, которое было такой же частью моих воспоминаний, как и пейзаж вокруг. Но – ничего. Если не считать далекого карканья ворон, единственным нарушавшим тишину звуком был беспорядочный шорох от падения миллионов водяных капель, срывавшихся с карнизов, с отставших чешуек желтой краски на стенах дома, с похожих на скрюченные артритные пальцы дубовых ветвей.

Осторожно двинувшись вперед, я поднялась по деревянным ступенькам на широкое крыльцо-веранду и там ненадолго задержалась, чтобы оставить залепленные грязью сандалии возле двери, как я всегда делала в детстве. Моя рука легла на массивную бронзовую ручку парадной двери, но уже через мгновение я передумала и решила сначала постучать.

Я стукнула в дверь дважды и замерла, прислушиваясь, надеясь услышать за дверью быструю шаркающую походку Бутси, легкую поступь босых ног матери или хотя бы тяжелые шаги моего старшего брата Томми. Но за дверью царила тишина. Как и прежде, я слышала только торопливый перестук водяных капель. Кап-кап. Кап-кап.

Немного помедлив, я снова взялась за дверную ручку. Ручка не поворачивалась, и это меня удивило: за все годы, что я провела в этом доме, парадная дверь никогда не запиралась. Я, во всяком случае, такого не помнила. Что же могло измениться? Или те, кто жил в этом доме, знали, что я в конце концов вернусь, и нарочно заперли дверь?.. Несколько мгновений я стояла, подбоченясь и слегка выставив одну ногу вперед, но потом вспомнила, что именно такую позу моя мать принимала каждый раз, когда ей что-то не нравилось, и поспешно опустила руки. В воздухе по-прежнему сильно пахло дождем и листьями дёрена, который разросся так сильно, что уже начал перебираться через перила веранды.

Снова надев туфли, я спустилась с крыльца, пересекла подъездную дорожку и, свернув за угол дома, направилась к старому каретному сараю, который еще в двадцатых годах был перестроен под гараж. Внутри я разглядела старый «Кадиллак» Бутси и тихонько вздохнула с облегчением. Позади него стоял белый пикап, в кузове которого виднелся большой ящик с инструментами, и я решила, что это, наверное, машина Томми. Третьим автомобилем в гараже был неприметный темный седан, подозрительно похожий на полицейскую машину, только без опознавательных знаков. Задумываться о том, что́ он здесь делает, я не стала – захлопнув дверь гаража, я быстро пошла в обход дома дальше, не обращая внимания на грязь и лужи. Сейчас мне больше всего хотелось как можно скорее оказаться в надежных и теплых объятиях Бутси, которые одни могли успокоить меня, заставить забыть о всех пережитых несчастьях и утолить боль, от которой не спасали даже маленькие белые таблетки.

К заднему двору примыкала небольшая роща, состоящая главным образом из ладанной сосны и ликвидамбра ^[3]; чуть дальше твердая почва заканчивалась и начинались болота. В болотах росли огромные старые кипарисы с толстыми щелястыми стволами. Когда-то Томми утверждал, что каждому из них не меньше тысячи лет. Одно из таких деревьев выросло на небольшом взгорке, находившемся примерно на полпути между задней стеной дома и границей болот. Оно гордо возвышалось над редкой травой и низкорослыми, скрюченными соснами-самосейками, выглядевшими совершенными неряхами по сравнению с благородным совершенством могучего кипариса. В детстве я всегда называла его «моим деревом», и сейчас мне снова захотелось хоть немного посидеть в спокойной тени его густых ветвей.

Но, окинув взглядом задний двор, я с удивлением увидела, как сильно здесь все изменилось. В ветвях персиковых и вишневых деревьев застряли какие-то бумажки, целлофановые обертки и другой «человеческий» мусор. Диван-качели, которые раньше стояли на передней веранде, теперь оказались посреди заднего двора: они были опрокинуты набок, а из четырех цепей подвески осталось две. Рядом я с удивлением увидела пару железных садовых стульев, которые стояли у бабушки в огороде. Когда-то они были неоново-зелеными, но время и солнце придали им неряшливый желтоватый цвет неспелого лайма. Стулья и качели образовывали что-то вроде набора мебели для отдыха на открытом воздухе; собственно говоря, они им и были, вот только сидеть на них меня почему-то не тянуло. Казалось, они предназначены вовсе не для людей, а для урагана, который, устав от своей разрушительной работы, на мгновение присел здесь отдохнуть.

Я так резко остановилась, что почувствовала легкое головокружение: так бывает, когда сойдешь с быстро движущегося эскалатора. Только сейчас я заметила поодаль три человеческих фигуры. Они стояли ко мне спиной, словно рассматривая что-то находящееся перед ними, и я несколько раз моргнула, прежде чем мне удалось разобрать, что же именно они там увидели. Только потом я поняла!.. Мое дерево, с которым в моей памяти были связаны самые светлые воспоминания, упало – рухнуло на землю, зацепив угол старого хлопкового сарая. Черные корни беспомощно торчали вверх, земля была усыпана сорванной со ствола корой, и мне сразу показалось – я чувствую в воздухе резкий запах гари, который оставила после себя ударившая в кипарис молния. Мне даже показалось, что самый воздух вокруг все еще насыщен пульсирующей мощью электрического разряда.

– Бутси! – крикнула я. Мои ноги сдвинулись с места и сами понесли меня вперед, все быстрее и быстрее. Три головы повернулись в мою сторону, а с ветвей поверженного дерева сорвалась в небо еще одна стая черных ворон и с карканьем поднялась в небо. В их голосах слышалась насмешка.

– Бутси!!

Добежав до дерева, я остановилась, тяжело дыша. Трое людей рассматривали меня, а я рассматривала их, причем на всех лицах – на моем в том числе – появилось такое выражение, будто каждый из нас увидел привидение. Никто не сказал ни слова, и я в некоторой растерянности переводила взгляд с одного лица на другое. Мой брат Томми, еще какой-то смутно знакомый мужчина, моя мать Кэрол-Линн. Томми был в мятых джинсах и кое-как застегнутой рубахе, словно удар молнии застал его в постели и он одевался второпях, спеша поскорее выбежать на улицу. Мать, напротив, была в коктейльном платье из тяжелого глазета, в каких ходили в Белом доме во времена президента Кеннеди. В ушах ее болтались серьги с искусственными бриллиантами, на руке поблескивали такие же кольцо и браслет. Эти украшения принадлежали еще Бутси, которая приходилась матерью моей матери: как-то я видела фотографию, на которой моя бабка щеголяла в этом же гарнитуре.

Сейчас Кэрол-Линн смотрела на меня с легким недоумением.

– Вивьен, я, кажется, уже говорила, чтобы ты никогда не выходила из дома без губной помады.

Я удивленно уставилась на нее, гадая, что еще случилось до́ма за время моего отсутствия, помимо ударившей в кипарис молнии?

Томми немного поколебался, но все же шагнул вперед, чтобы меня обнять. Брат был на десять лет старше, к тому же с тех пор, когда мы виделись в последний раз, прошло еще одно десятилетие, однако и сейчас, в тридцать семь, он выглядел как нескладный, худой подросток, вместе с которым мы росли. Его рубашка была теплой и мягкой на ощупь, и я невольно вцепилась в нее обеими руками.