Долго и счастливо - Сара Дессен Страница 3

«Счастья, – мысленно пожелала я молодоженам, когда задние фары скрылись из виду. – Пусть у вас всегда будут ответы на самые важные вопросы друг друга!»

На этом свадьба закончилась – точнее, для них, но не для нас. Сначала мама и Уильям провели ритуал с вином и пари, а затем мы вместе отправились осматривать зал в поисках потерянных вещей, забытых свадебных подарков и отключившихся или, хм, иначе занятых гостей (поверьте, такое часто бывало). После этого мы погрузили в наши машины планшеты для бумаг, папки, швейные наборы, двусторонний скотч, коробки с бумажными салфетками, запасные удлинители, зарядные устройства для телефонов, а также коробки с успокоительным и наконец отправились домой. Следующий день обычно мы проводили дома, чтобы хоть немного отдохнуть, а затем возвращались в офис, усаживались перед огромной белой доской в мамином кабинете, на которой она писала и обводила дату следующей свадьбы. И все начиналось снова.

Хоть мама и Уильям шутили, что устали – причем достаточно часто, – оба, бесспорно, любили этот бизнес. Он стал их страстным увлечением, в котором они стремились быть лучшими, даже до того, как я повзрослела и решила помогать им летом. В детстве я раскрашивала картинки за огромным маминым столом, пока она обсуждала с невестами списки гостей и план рассадки. А теперь сидела рядом с ними и делала заметки в своем блокноте (разумеется, в кожаной обложке и с гравировкой «Свадьбы от Натали Барретт»). Этого всегда от меня ждали, такое развитие событий было просто неизбежно. Мама считала компанию семейным бизнесом, а я являлась единственным членом ее семьи. Если не считать Уильяма, который давно стал нам родным.

Они с Уильямом повстречались шестнадцать лет назад, после того как отец бросил нас, хотя мне было всего два. В то время родители жили в хижине посреди леса, примерно в пятнадцати километрах от Лейквью. Там они разводили кур, выращивали органические овощи и делали свечи из пчелиного воска, которые продавали по выходным на местном фермерском рынке. Отцу было всего двадцать два, но он уже носил густую бороду, редко надевал обувь и в свободное время писал стихи про экологию, чтобы закончить сборник, начатый еще до моего рождения.

Мама была на год младше его и вегетарианкой до мозга костей. В свободное время она обслуживала столики в кооперативном кафе неподалеку и плела из вощеных шнуров браслеты, напитанные «энергией земли». Родители познакомились в колледже, во время протеста против государственной системы образования, которая казалась им «настоящим злом, угнетающей, женоненавистнической и жестокой по отношению к животным». По крайней мере, именно эту фразу я прочитала на листовке, найденной в коробке в дальнем углу маминого шкафа, где она хранила все, что осталось от предыдущей жизни (если не считать меня). Еще там лежали уродливая свеча из пчелиного воска, браслет из вощеных шнуров, который ей надел отец вместо кольца на их свадьбе (они сыграли ее посреди поля, на каком-то музыкальном фестивале под открытым небом, а священником выступал их друг, подписавший свидетельство именем «Король Вии!»), и единственная семейная фотография моих родителей. Они позировали в саду, босые и загорелые, с граблями в руках, а я, совершенно голая, сидела на земле у ног мамы, рассматривая капустный лист. Даже имя они подобрали мне оригинальное, решив совместить два своих: Натали и Луис. В итоге я стала Луна.

Мне всегда казалось, что коробка в шкафу слишком маленькая для человека, у которого в прошлом были большие убеждения. И от этого становилось грустно. Мама же вспоминала о том времени, лишь когда клиенты задавались вопросом, нужно ли тратить неприличную сумму на свадьбу своей мечты. «Ну, я вышла замуж посреди поля за любителя розовых очков, – говорила она. – И, думаю, именно это обрекло наш брак с самого начала. Но это мой опыт». А затем она замолкала на пару секунд, давая клиентам возможность задуматься над ее словами и представить Натали Барретт – в дорогой, сшитой на заказ одежде, с идеальной прической и макияжем, а также с бриллиантовыми серьгами, кольцом и ожерельем – в роли хиппи-оборванки в неудачном браке. Конечно, у клиентов это не получалось, и они ставили подпись в нужной графе контракта, рассчитывая, что их судьба будет иной. Ведь лучше перестраховаться, чем жалеть об упущенной возможности.

Но, по правде говоря, брак родителей распался не из-за свадьбы в поле, а из-за отца. После трех лет жизни в лесу, где он делал свечи и «писал стихи» (по словам мамы, на самом деле он ни разу не брался за перо), ему все надело. И в этом не было ничего удивительного. Папа вырос в Сан-Франциско, в семье, владевшей не менее чем двенадцатью роскошными автосалонами, и ему уж точно не подходила жизнь хиппи-фермера. Как только они с мамой обменялись клятвами, его отец пообещал, что, если сын оставит жену, а впоследствии и ребенка, то получит собственный дилерский центр «Порше». Мама и раньше считала коммерцию настоящим злом. Так что, когда ее возлюбленный принял предложение, лишь еще сильнее уверовала в это. Спустя три года, в течение которых они не общались, мы узнали, что отец погиб в автокатастрофе. Не помню, чтобы мама плакала или грустила, хотя, наверное, должна была. Меня это тоже никак не задело. Невозможно жалеть о том, чего никогда не имел.

Всю свою сознательную жизнь я знала лишь маму. Я не только выглядела как она: те же черты лица, темные волосы и смуглая кожа – мы были действительно очень близки. Мы всегда были друг у друга единственными еще и потому, что ее богатые пожилые родители отреклись от дочери после брака посреди поля. Когда отец нас бросил, мама продала хижину в лесу и, прихватив меня, переехала в Лейквью. Здесь она поработала в нескольких ресторанах, потом устроилась администратором в химчистку «Одежда и прочие вещи» и продавцом в магазин посуды. Да, наверное, нет вещей более ориентированных на коммерцию, чем свадьбы, но ей нужно было как-то растить ребенка. К тому же в прошлой жизни она ходила на уроки этикета в загородном клубе. Может, этот мир и вызывал у нее отвращение, но мама хорошо его знала. Поэтому неудивительно, что спустя какое-то время невесты начали просить ее помочь с выбором фарфоровых тарелок или столового серебра.

Через год в тот магазин устроился Уильям. К тому времени о маме по сарафанному радио узнало уже множество невест. И, пока она обучала новичка всему, что знала, они стали лучшими друзьями и по несколько часов вместе болтали с невестами и выслушивали их жалобы о проблемах с планированием свадеб. Тогда-то они и узнали, кто привозит заказы в срок, а кто опаздывает, и постепенно начали собирать телефоны местных флористов, кейтеров и диджеев, чтобы рекомендовать другим. К ним все чаще и чаще стали обращаться за помощью в планировании праздников, а затем они сами организовали несколько свадеб. Неудивительно, что во время обедов или посиделок после работы они начали обсуждать совместный бизнес. И, заключив договор о партнерстве и взяв деньги у матери Уильяма в кредит, открыли свою компанию.

Из-за того, что мама получила долю в пятьдесят один процент, а Уильям – в сорок девять, ее имя значится на вывеске. Но это лишь с юридической точки зрения. Потому что, какой бы ни была свадьба, они организовывали ее вместе. Они любили говорить друг другу и всем, кто их слушал, что «шли навстречу своей мечте и ни разу не потерпели неудачу». Только это не распространялось на их личную жизнь. После расставания с моим отцом мама почти ни с кем не встречалась или выбирала мужчин, с которыми изначально не планировала серьезных отношений, как она говорила, «чтобы не питать пустых иллюзий». А Уильям еще лет с восьми определил строгие стандарты своего спутника и до сих пор его не встретил. Но иногда забывал про это на короткое время, и в его жизни появлялись мужчины, тоже не стремившиеся к совместной жизни. И мама, и Уильям утверждали, что настоящей любви не существует, несмотря на то что именно на этой иллюзии основана их работа. Поэтому они и не тратили время на ее поиски, к тому же всегда могли рассчитывать друг на друга.