Все в его поцелуе - Джо Гудмэн Страница 3

В целом картина выглядела довольно мирно. Наблюдать за мирно почивавшими людьми довольно скучно, но Эван считал, что шпион должен уметь преодолевать скуку – такова профессия. Он мысленно перечислил всех известных ему богов и богинь из греческой мифологии, затем тех же самых богов и богинь, но уже в римской традиции, затем всех королей и королев согласно династической линии всех известных стран Европы, начиная с Карла Великого. Когда он вернется в Хэмбрик-Холл через несколько дней, он поспорит с Саутом и остальными членами их компании на пару фартингов, что сможет перечислить всех упомянутых королей за одну минуту. И это наверняка произведет на них впечатление, а может, и принесет ему несколько нелишних монет. Он пребывал в приятных раздумьях, как сможет потратить заработанное.

Вдруг его внимание привлекло какое-то движение среди гостей герцогини. Многие гости дремали, некоторые играли в карты или разговаривали. Но никто не обращал внимания на маленькую непоседу Марию. Ее родители, как определил их Эван, лежали рядком на солнышке, и дочку уложили тоже. Рука ее матери так и осталась согнутой, словно она продолжала обнимать дочь во сне. Если бы Марии пришло в голову вернуться к родителям на одеяло, ей бы осталось только нырнуть под мамину руку.

Но девочка не могла сидеть на месте. Она погналась по направлению к озеру за бабочкой. Гости продолжали лежать на своих одеялах, разомлевшие от еды, питья и тепла. Девочка бежала по траве, подпрыгивала, выделывала пируэты, падала, желая поймать бабочку. Упав, она вставала и продолжала свой извилистый и витиеватый путь, неуклонно приближаясь к обрыву.

Эван скосил взгляд на отдыхающих. Отсутствия ребенка никто так и не заметил. Никто и головы не повернул, чтобы взглянуть на нее. Девочка продвигалась к озеру. Опасность приближалась.

Эван понял, что если не он, то никто ее не остановит. Он один мог спасти ее. Провидение возложило на него долг спасения. Криком привлечь внимание взрослых к тому, что грозило ребенку, бесполезно. На выяснение, откуда донесся крик, и кто кричал, потребуются минуты, которых уже не было. К тому же едва ли они попытаются вникнуть в то, что он станет им говорить. Его просто не услышат. К тому времени Рия уже погибнет. Если даже она и станет звать на помощь, то ее все равно никто не услышит – все заняты собой.

Эван стремительно спустился с дерева. Его гибкое тело атлета знало свое дело. Он цеплялся за ветки ногами и руками, позволяя себе зависать так, чтобы почувствовать опору. Последние двенадцать футов он преодолел в свободном прыжке. Если бы кто-нибудь заметил его сейчас, он не стал бы задерживаться. Удар о землю заставил его собраться с духом, после чего он, словно спринтер с низкого старта, бросился в погоню за девочкой. Эван уже решил не скрываться в тени деревьев, а бежать через поляну – так ближе.

Он слышал крики у себя за спиной. Истошно вопя, гости герцогини велели ему остановиться и дать объяснения. Кто-то закричал: «Вор!». Эван не мог представить, что побудило их назвать его вором, но, так или иначе, останавливаться нельзя. Белокурая непоседа вот-вот упадет в озеро.

Он бросился к девочке, сгруппировавшись перед полетом, преодолевая пространство в затяжном прыжке, посрамившем законы гравитации. Но и его сверхчеловеческого усилия оказалось недостаточно. Он лишь коснулся на лету пышной копны белокурых волос, но схватить ее за волосы не успел, маленькая Рия покатилась с откоса.

Эван ударился о землю так, что у него дыхание остановилось. Кто-то завизжал, но он не тешил себя иллюзией, что крик выражал переживание за него, Эвана. Он увидел, как головка Рии уходит под воду. Эван чувствовал щекой, как вибрирует под ним земля, и понял, что гости всей толпой неслись к озеру. Даже не вполне сознавая, что делает, Эван бросился вслед за ребенком в воду. Озеро оказалось глубже, чем он ожидал. Он надеялся, что уклон почвы и под водой пойдет под тем же углом, под каким шел над поверхностью озера. Но надеялся он зря. Под поверхностью скрывался обрыв. Эван метался под водой, стараясь увидеть золотистый нимб.

Рию выручила отчаянная работа под водой руками и ногами, в результате которой их руки столкнулись, и он схватил ее за запястья. Оттолкнувшись от илистого дна и подняв муть, Эван вынырнул на поверхность. Рия вцепилась ему в шею. Эван заморгал и откинул голову, чтобы убрать с глаз прилипшую челку.

Люди уже собрались на берегу, наблюдая за происходящим. Женщины, в том числе и герцогиня, протягивали руки к воде, словно могли таким удивительным способом спасти Рию. Увидев их всех, Эван подумал, что нужно скорее отдать им ребенка, а самому исчезнуть под водой.

Но Рия изо всех сил вцепилась в его волосы. Когда он осторожно попытался разжать ее пальцы, она лишь с упрямством отчаяния потянула на себя его мокрые пряди, словно хотела снять с него скальп. Он слышал, как толпа орет на него, но не мог разобрать ни слова из бросаемых ему обвинений – все перекрывал жалобный плач девочки.

Эван подплыл к берегу, пользуясь лишь ногами, поскольку руками он обнимал сотрясающуюся в рыданиях малышку. Подплыв к берегу на то расстояние, которое позволило бы забрать ребенка у него из рук, Эван никак не ожидал, что его тоже станут вытаскивать. Он испытал нечто вроде шока, когда, после того как рыдающую и визжащую Рию оторвали от него и по цепочке передали матери, его, немилосердно схватив за шиворот, потащили на берег.

Эван сразу понял, что они задумали. Одна пара рук держала его, в то время как кто-то другой ударил что есть силы ему по ушам. Возможно, он и закричал, но не услышал своего голоса, потому что от удара оглох на какое-то время.

Его развернули и поставили лицом к герцогу. Эван оступился от неожиданности, как только его отпустили, и упал на колени. Но он успел подняться на ноги как раз в тот момент, когда ему нанесли первый удар. Знаменитая трость герцога описала в воздухе дугу, прежде чем опуститься на плечо Эвану. Эван упал и покатился по земле. Там его и настиг второй удар. На спине под намокшей рубашкой тут же набух рубец. Эван, словно еж, свернулся калачиком, поджал колени к груди, защищая от ударов лицо. Но спина его и ягодицы оказались открытыми, и им досталось больше всего.

Все продолжали кричать на него, но он не слышал что. Неужели они подумали, что он толкнул малышку в воду? Неужели они не поняли, что он ее спас?

Эван хотел объяснить им, что произошло. Но его никто не слушал. Он не знал, можно ли вообще услышать его голос за свистом то и дело вздымавшейся трости. К тому же говорить он мог, лишь едва не касаясь губами коленей. Гордость боролась с болью, и боль победила. Он встал на четвереньки и попытался уползти, он мечтал лишь скрыться от ударов и найти убежище, где он зализал бы раны.

Эван едва не потерял сознание от удара тростью между лопатками. Он лежал, распростертый, лицом в грязь, на берегу. Боль больше не жалила его, не обжигала. Все тело его стало болью. Боль горячей волной окатила его, наполнила собой, затем она откатилась. Он почувствовал спиной что-то теплое и представил, что чувствует, будто крохотные пальчики уцепились за его волосы и маленькое тельце, странно знакомое, прижалось к нему. Последнее, что он услышал, – крик, пронзивший пелену беспамятства. Он даже не понял, что крик его собственный. Он вздрогнул всем телом и затих.