Эхо любви - Одри Керлинг Страница 29

— Ричмонд прекрасный и великодушный, и я хочу видеть его счастливым. Сын подарит ему это счастье! — по-прежнему страстно говорила Анна.

— Что ж, Анна, думаю, ты своего мужа полюбила, — сказала миссис Батлер.

Анна бросила на мать взгляд своих прекрасных серых глаз.

— Это глубокая привязанность, мамочка, замечательная дружба, и я дорожу всем этим превыше всего на свете. Ты называешь это любовью? — спросила она.

Миссис Батлер не сразу ответила.

— К чему спрашивать? Оставим этот разговор, дорогая. У вас и так все очень хорошо.

Затем она собралась уходить, мимоходом заметив, что обещала взять Эдди на прогулку.

— Он хочет покататься по берегу и посмотреть, как женщины стирают. Почему-то его это невероятно развлекает.

— Кажется, ты очень любишь Эдди, да, мама? — спросила Анна.

— Конечно, люблю. Я не могу устоять перед детьми, а Эдди такой очаровательный ребенок. Так не забудь, что завтра вы у нас обедаете. Я пригласила этого милого юношу Симмонса.

— Господи, мне нужно непременно включить его в список гостей на следующий обед у нас! — спохватилась Анна. — Он еще подумает, что я о нем не помню!

— Пустяки! Он преуспевает по службе, и теперь это совершенно другой человек. Конечно, он по-прежнему тебя обожает, — сказала миссис Батлер.

Анна улыбнулась при мысли, что Симмонс стал другим человеком, и предположила, что то же самое можно сказать и о ней самой. Она уже не та несчастная, какой была во время своего путешествиями, хотя ее чувства остались неизменными, она научилась их сдерживать.

Наступил сезон дождей, и она с трудом переносила большую влажность. Это было куда хуже жары. Миссис Батлер успокаивала ее, говоря, как хорошо, что ребенок родится в сентябре, когда впереди сезон прохладной погоды.

В один особенно гнетущий вечер Ричмонд пришел домой опечаленный, и Анна сразу поняла, что у него плохие новости, но была оглушена известием о смерти юного Симмонса.

— Я предпочел бы не говорить тебе об этом, но боялся, что ты услышишь об этой безвременной кончине от кого-либо еще, — сказал Ричмонд. — Постарайся не так расстраиваться, дорогая моя.

— Не расстраиваться? Как это можно? — заплакала Анна. — Как только подумаю о его бедной матери! О господи, у меня просто сердце разрывается!

— Я знал, что ты огорчишься. Меня это тоже удручает, но мы уже привыкли к таким неожиданным утратам.

— Бедный мистер Симмонс! — говорила Анна. — И подумай, только на прошлой неделе, когда мы обедали у моей мамы, он был таким веселым! Строил планы… И представить себе не могу, каким горем это будет для его матери! Я не могу не плакать — он был так благодарен нам за каждую мелочь! Как я рада, Ричмонд, что ты ему помогал.

— Я тоже радовался этой возможности. Это ты мне его рекомендовала.

— И все-таки мы могли бы делать для него еще больше! Мы только один раз пригласили его пообедать, и он так благодарил нас за это! О, какая жестокая вещь эта жизнь!

— Ну, успокойся же, не терзай себя! Если будешь так страдать из-за несчастий, случающихся то и дело, то вконец изведешься, дорогая. Уже пора спать. Иди ложись и доброй тебе ночи.

— Уверена, что не смогу сомкнуть глаз, — сказала она.

Но все же она скоро заснула беспокойным сном, от которого ее разбудила странная, тупая боль. Она лежала, глядя в темноту широко открытыми глазами, вскоре боль утихла, но через небольшой промежуток времени возобновилась.

«Не может быть, чтобы роды начались так рано, — думала она. Не стану тревожить Ричмонда, постараюсь заснуть».

Но боль стала возвращаться через гораздо меньшие интервалы и с большей силой, и в конце концов на вынуждена была разбудить Ричмонда.

— Вряд ли это уже роды, всего только семь месяцев, — сказала она, и вдруг лицо у нее исказилось от приступа боли.

Ричмонд постарался скрыть свою тревогу и немедленно послал за врачом и за миссис Батлер, которые поспешили сразу прийти. У Анны начались схватки, вскоре стало ясно, что роды не будут легкими. Состояние роженицы осложняли невыносимая жара и влажность, из-за которых даже просто двигаться было тяжело.

Наступило утро, и, когда подошел к концу следующий день, тревога Ричмонда возросла. Когда Эмилия рожала Джорджа, все произошло гораздо быстрее.

Из комнаты Анны вышел врач в прилипшей к телу одежде, по лицу у него струился пот.

— Все очень плохо, — сообщил он.

Ричмонд схватил его за плечи:

— Спасите мою жену! Умоляю…

Августа бесшумно передвигалась по дому, мгновенно откликаясь на любое требование врача, пришла и Эмилия, но, не в силах чем-либо помочь, лишь истово молилась за Анну, прижав руки к груди. Час за часом длились страдания Анны, и миссис Батлер не отходила от нее.

Наконец на рассвете следующего дня она с посеревшим от переутомления лицом появилась из комнаты Анны, с трудом добрела до Ричмонда, забывшегося тревожным сном, и дотронулась до его плеча.

— У вас сын, — проговорила она, после чего без сил упала на софу и зарыдала.

— Что с Анной?! — в ужасе вскрикнул он.

Миссис Батлер с силой сжала его руку, увидев направляющегося к ним врача.

— Миссис Теккерей жива, — сказал доктор, — но находится на грани. Слава богу, малыш семимесячный. Она бы не выжила, если бы доносила ребенка до девяти месяцев. Понимаете, у малыша очень крупная голова.

— Не важно — дайте мне ее увидеть! — Ричмонд вскочил, оттолкнув врача.

Он застал Анну в полубессознательном состоянии. Лицо у нее было белым, как мел, глаза были закрыты, длинные черные волосы были спутаны и взмокли от пота. В углу у окна няня качала на руках сверток и ворковала над ним. Его сын, Господи!..

Затененная шторами комната, неподвижное тело Анны на кровати и няня с младенцем на руках вызвали у него в памяти похожую сцену, и он подавил рвавшиеся наружу рыдания. Когда у него родилась дочь, в индийском доме царили торжество и огромная радость. Роды были легкими и быстрыми, и, лежа на высоких подушках, его любимая женщина со смугло-золотистой кожей притянула его голову к своей и шептала ему слова, которые он помнил до сих пор. Она была в восторге, потому что стала матерью его первого ребенка, но в ее радости было что-то такое неистовое, что покоробило его.

Ричмонд подошел к кровати Анны. Сев рядом, он взял ее за руку и стал горячо молиться за ее жизнь. Спустя какое-то время Анна открыла глаза. Первое мгновение она, казалось, не сознавала, кто он, но затем едва ощутимо пожала ему пальцы.

— Ничего не говори. Ты должна отдыхать, — поспешил он сказать.

— У нас сын, Ричмонд. Ты счастлив? — прошептала она.

Она пыталась приподняться, чтобы взглянуть на ребенка, но силы оставили ее, и она упала на подушки. Няня подошла к ним с ребенком, который громко запищал.