Три сердца - Тадеуш Доленга-Мостович Страница 29

— Я и не обижаюсь. Признаться, мне было неприятно, но я не хочу об этом говорить.

— Ты просто ангел, — повторил он.

— А сейчас как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, не очень хорошо, правда, но я выспался, и это мне помогло. А ты, вероятно, гуляла?

— Да, ездила с паном Ирвингом к Морскому Оку.

— О?! Он, должно быть, уже давно на ногах! У него крепкая голова. Он был, пожалуй, самый трезвый из нашего квартета, и, кажется, он платил. Я должен вернуть ему деньги.

После обеда все вместе вышли на прогулку, во время которой Тукалло делал вид, что впервые в жизни видит Татры, и рассказывал байку об орле, который украл у горянки поросенка и свинку, чтобы на неприступной вершине завести свиноферму. Когда три года спустя какой-то альпинист сумел добраться туда, то обнаружил уже шесть пар взрослых свиней и большое количество молодняка. Так сообразительный король птиц обеспечил постоянную и выгодную поставку свежего мяса для себя и своей семьи. Когда ему хотелось внести разнообразие в свое меню, он обменивал у других орлов поросят на зайцев, кур или гусей…

Во время прогулки вернулось чувство юмора и к Полясскому, а за ужином опять пошли разговоры о походе в ресторан. Однако Кейт решительно высказалась против:

— Мой муж не хочет идти, — сказала она. — Пан Фред, я думаю, будет так добр и составит нам компанию, если я попрошу его об этом, пан Адам приехал в Закопане, чтобы работать и не пить. А…

— А я из безысходности должен подчиниться диктату пани Кейт, — закончил Тукалло.

Последующие дни проходили спокойно, к тому же оставалось их не так уж много. Кейт и Гого вскоре должны были собирать вещи, большинство их уже давно хранилось в Варшаве в гостинице, где они решили поселиться до времени, пока снимут и меблируют свою квартиру.

За день до их отъезда Полясский объявил, что тоже возвращается в Варшаву.

— Все равно работа не идет, чего я буду сидеть здесь.

— Лучше признайся, — поправил его Тукалло, — что есть причина вернуться.

Полясский задумался и сказал:

— Чтобы сбылись твои золотые слова.

— Не сбудутся, можешь быть уверен, — сухо усмехнулся Ирвинг.

— Насколько я разбираюсь в женщинах, — начал Тукалло, удобно устраиваясь на диване, — насколько разбираюсь, а вы знаете, что я один из лучших специалистов в мире по этой части, то должен в данном случае признать, что Фред прав. Эта девушка не войдет в чужую дверь, и я сомневаюсь, что ты осмелишься когда-нибудь попросить ее об этом.

— У меня нет такого намерения и…

— И это свидетельство твоего здравого смысла, — подхватил Тукалло. — Я признаюсь вам, милые братья, что не подозревал присутствия на нашей планете подобных совершенных созданий природы. Материал — превосходный сорт глины, а уж отделка ни дать ни взять флоберовская. Когда Фред прочитал мне твое письмо, я беспокоился, что по приезде сюда должен буду смеяться над тобой, потому что ожидал увидеть гусыню, курицу, утку, синицу, коноплянку, сову, сойку, горлицу, ну пусть даже райскую птицу, а тут не нахожу никакого сравнения. Изумляет меня это и возмущает.

— Почему возмущает? — удивился Полясский.

— Потому что возмущают все аномалии, всякие игры природы.

— Но она не игра, а шедевр, — откликнулся Ирвинг.

— Все аномалии — это игра, в характере природы лежит заурядность. Однако случаются и вырождения. Родится вдруг человек с короткими кривыми и тонкими ногами, обезьяньими руками, горбатый, с раздутой грудной клеткой, выпученными глазами, выщербленными зубами, наделенный моралью мандрила, характером Хохли и разумом твоим, дорогой Адам, словом, чудовище как ни посмотри.

— Совершенно правильно, — согласился Ирвинг.

— До сих пор я да и вы знали лишь один подобный экземпляр-шедевр. Мне кажется, не нужно объяснять, что речь идет обо мне…

— Это очевидно, — кивнул головой Полясский.

— Но мужских шедевров истории известно много, а вот женских — не густо: Беатриче, Лаура или Марыля скомпрометировали себя. Жанна д'Арк? В атмосфере религиозных культов критицизм принимается недоброжелательно. Королева Ядвига… Здесь опять туман патриотизма, а если по-настоящему расследовать, действительно ли бывший жених не навещал Вавель, то может оказаться, что немцы получили, пусть и спустя несколько веков, реванш за Ванду, что отвергла немца, но могла быть менее строптивой по отношению к землякам. Джоконда? О ней все известно. Таким образом, мы можем утверждать, что только нам, счастливцам, удалось открыть первую женщину-феномен, феномен без прецедентов в истории человечества… Абсурд. Конечно, были, жили, существовали такие и ранее, но не оставили следа на земле по двум причинам: во-первых, у совершенства нет устремлений, потому что оно уже совершенно, следовательно, незачем пытаться сыграть какую-нибудь важную роль, во-вторых, ни один великий человек не ищет дополнения в себе в совершенной женщине. Вожди, короли, великие мыслители не тосковали по совершенным женщинам. Их жены, их любовницы чаще всего были чем-то архипосредственным. Совершенные женщины находили пристань в объятиях посредственных мужчин, скажем, таких, как этот Зудра. И ничего больше не желали!

Он задумался и добавил другим тоном:

— Кто знает, может, совершенство обречено на поиски посредственности.

— Я никогда с этим не соглашусь, — возразил Полясский. — Шкала требований человека может опираться только на собственные ценности, а поэтому, чем выше мы стоим, тем больше мы должны требовать от других.

— Или, — вставил Ирвинг, — тем мы снисходительнее.

— Ни один из вас ничего разумного сказать не в силах, — махнул рукой Тукалло, — а я, в свою очередь, рад, что сейчас в Варшаве будет дом, в котором появится возможность вдохнуть свежего воздуха…

— Не уходи от темы, — прервал его Полясский. — Все сказанное тобой было направлено на то, чтобы оправдаться перед самим собой за своих гусынь, куриц и индюшек. Так вот, ты ошибаешься: ни себя, ни меня ты не убедишь, что твое довольствование птичником вытекает из твоего мнимого совершенства. Оно рождено ленью. Да, ты ленивый, и поэтому избегаешь интеллигентных, более глубоких женщин. Это не только мое мнение. Его придерживается и Аркадий, и Ясь Стронковский, и Монек. Даже Тина Даберман слишком уж индивидуальна для тебя. Отсюда твои белошвейки, секретарши или маникюрши, а вершина твоих усилий — одна из Трех Свинок.

Тукалло надул губы.

— И что из этого вытекает?

— А то, что ты боишься, чтобы роман с действительно интересной и глубокой женщиной не выбил бы тебя из состояния холостяка-бездельника, чтобы не заставил тебя расстаться со словесной эквилибристикой, которой ты так наслаждаешься, не призвал бы тебя к испытанию сил твоего великого духа в схватке с реальностью. Короче говоря, ты отказываешься от уроков жизни, потому что боишься, что не справишься с ними, уступишь, что станешь зависимым. Вот изнанка твоего совершенства.