Безумие зверя - Ульяна Соболева Страница 29

— Самуил…ты сказал… Николас вновь побледнел от ярости.

— Не произноси его имя вслух, стерва. Не смей. После того как ты вырвала ему сердце. Я убила Самуила? Я? Но это же ложь, это ложь. Самуил мертв? Его больше нет? Но почему в этом обвиняют меня.

— Я не делала этого, — мой голос звучал едва слышно. Осознание того, что меня обвиняют в смерти любимого деда все еще не пришло ко мне. Удар кулаком по столу и я зажмурилась от страха, что Ник снова меня ударит.

— Я этого не делала, — упрямо повторила и уже смело посмотрела ему в глаза. Муж подошел ко мне и грубо схватил за лицо:

— Тогда есть кто-то, кто очень сильно похож на тебя, солнышко. Настолько похож, как две капли воды. У тебя есть близнец?

— Нет! — прорыдала я — но я не убивала Самуила, я не спала с Беритом, и я не предавала тебя. Господи, почему ты мне не веришь?!

— Сука! — И он ударил снова, щека зарделась, но слезы не брызнули, застряли в горле.

— Ты можешь меня бить, ты можешь меня душить и рвать на части. Но я никогда не признаю себя виновной. Слышишь? Никогда не признаю. Когда-нибудь ты узнаешь правду, только возможно я уже не смогу тебя простить, как это бывало раньше. Я выплюнула ему в лицо эти слова и тут же перестала бояться. Я не виновата. Плевать, что меня приговорили, но я не виновата.

— Простить? Меня? Да ты знаешь, что я для тебя сделал, тварь? На какие уступки пошел Бериту, чтобы он отдал тебя мне? Ты это знаешь? Я купил тебя. Очень дорого купил, ценой жизней моих собратьев, которых обменял на тебя. На тебя — продажную тварь. На тебя дьявольское отродье. Они сейчас расплачиваются за то чтобы ты не сдохла. Ты поняла? И каждый из них лучше тебя. Ты понимаешь, какое преступление совершили мы с твоим отцом? А Совет? Весь Совет был куплен. Каждый из этих проклятых судей получил жирный кусок за то, чтобы ты стала свободной.

Миллиарды. Они стали богачами. Я должен просить прощения? У тебя? Да ты должна ползать передо мной на коленях.

— А ты не думал что все это подстроено? Что меня оболгали. Что это все кто-то хорошо спланировал. В ответ он грубо оттолкнул меня от себя. Ухмыльнулся, оскалился.

— Не работает. Ничего не работает, Марианна. На меня больше не действуют твои уговоры. Я бы вырвал тебе язык, но, увы, он появится снова. Как жало гремучей змеи. Единственное что я могу делать, так это заставлять тебя пить то зелье, что приготовила Фэй, чтобы уменьшить твои силы и превратить тебя в почти человека. Это добило меня окончательно. Выбило почву из-под ног. Я прохрипела, хватаясь за горло:

— Фэй? Фэй с вами заодно?

— С нами заодно? Заодно в чем? Марианна, тебе ничего не поможет. Никто и ничто не спасет тебя от наказания. Фэй видела, как ты убила моего отца и своего деда, она видела и многое другое, всю ту грязь и разврат что ты творила в замке Берита. Все мы желали тебе смерти, все за то, что ты с нами сделала. За то, что ты сделала с Самуилом. В глазах Николаса блеснули слезы. Слезы моего палача. Но заплакала я. Впервые. Не потому что он меня ненавидел, а потому что поняла — это конец. Меня приговорили. Все, кого я любила, отвернулись и даже Фэй. Тогда меня уже ничто не спасет. Николас меня раздавит, он растерзает, он меня сломает.

В этот момент муж неожиданно обхватил мое лицо руками и посмотрел мне в глаза:

— Что ты натворила, малыш? Что ты наделала? Ты превратила меня в зверя. А ведь я любил тебя. Дьявол, я так сильно тебе любил. Я был как безумец. Теперь я так же сильно тебя ненавижу. О, если бы ты знала, как я тебя презираю. Наверное, это была последняя его слабость, которую я помнила. Он резко оттолкнул меня от себя. Перед тем как уйти, Ник поставил мне другую пленку и велел досмотреть до конца. После меня вынес из библиотеки Криштоф. Я сошла с ума, остекленевшим взглядом, я смотрела в потолок, а перед глазами видела смерть Самуила. С тех пор я больше не могла смотреть в зеркало. Никогда.

* * *

Ник, пошатываясь, зашел в свою спальню и прислонился к стене. Руки тряслись, тело отказывалось подчиняться. Он смотрел на ладони, и не верил, что они смогли ударить. Ударить ту, к которой иначе чем, лаская, никогда не прикасались. Он не просто бил, он наносил удары самому себе и чем сильнее причинял боль ей, тем больнее и невыносимей становилось ему самому. Он ожидал, что она начнет оправдываться, он ожидал истерику, сопротивление, ярость, ожидал увидеть ту тварь с пленки и не дождался. Марианна осталась прежней, точнее она умело притворялась прежней. Ее глаза кристально чистые, невинные полные любви и печали, он старался в них не смотреть, потому что боялся ей поверить. Именно поэтому он ударил, чтобы спровоцировать, чтобы та дрянь вылезла наружу. Но сколько он не унижал и не бил, существо, убившее его отца, не появлялось. Тогда он решил, что раздавит этот образ, растопчет, возьмет ее грубо, изнасилует и сможет наконец-то презирать. Но ничего не вышло. Даже тогда, когда погрузил свою плоть в ее рот, чувство брезгливости и отвращения не появилось. Он даже немного удивился — она, словно делала это впервые. Даже потом, когда очень старалась, у нее довольно неумело получалось его ласкать. Неумело, но так нежно так страстно…

«Притворство. Она прекрасная актриса. Она может сыграть любую роль. Сейчас она опутывает меня чарами, бьет по самому чувствительному месту, она хочет, чтобы я сжалился. Пощады не будет!» «Я ее бил» — эта мысль пульсировала у него в голове, ковыряла мозг занозой, душила его. Нет, он не чувствовал сожаления, он просто понимал, что его гнев слишком силен. Обещание, данное Владу, будет не так-то просто сдержать. С каждым днем ревность ослепляла его сильнее, чем боль от смерти отца. Он сходил с ума и ему хотелось ее убить, растоптать, раздавить. Им нельзя общаться какое-то время. Им нельзя видится. Нужно держаться от нее подальше. Пусть находится в другой части дома, пусть живет с прислугой, но не попадается ему на глаза. Может, пройдет время и Ник сможет смотреть на нее более спокойно. Утром он уехал в фамильный склеп. Впервые после гибели отца. Он сидел на холодной плите, обхватив голову руками, и тихо разговаривал с Самуилом. В этом месте они могли остаться наедине, в этих молчаливых стенах можно говорить правду.

— Вот я и пришел отец. Все как обещал. Ее я привез домой. Пока еще, не знаю, достаточно ли наказываю твою убийцу. Испытывает ли она муки совести или раскаянье. Но самое страшное, отец, что я все еще люблю ее. Не просто люблю, а схожу с ума. Я хочу ее ненавидеть, я все время вспоминаю, как она убивала тебя и ярость возвращается, но стоит мне ее увидеть и все, я сатанею от страсти. Ее взгляд, ее тело, ее запах. Я одержим ею, и не знаю, как избавиться от этих чар. Мне нужно уехать. У меня еще куча дел в Лондоне, но как подумаю, что все это время не смогу ее видеть, чувствовать ее, мною овладевает паника. Я ненавижу себя, отец. Если бы ты мог простить меня за это порочное чувство к ней. Но я клянусь, что, несмотря на мою любовь, она получит по заслугам. За каждую каплю твоей крови.

ГЛАВА 10 Я не знаю, сколько времени прошло, я сидела на полу и смотрела в одну точку. Мое сердце обливалось кровью. Я оплакивала Самуила. Не себя, не мою разбитую вдребезги любовь, а того, кто всегда был для меня примером мужества и верности, примером вечной любви. А еще я знала, что меня подставили, меня не просто подставили, а швырнули в мясорубку. Кто-то, дьявольским образом похожий на меня. И вдруг я вспомнила, как в замедленной пленке, вспомнила того типа — Романа. Он ведь принял облик моего отца. Как их назвала Настя? Хамелеоны. Слуги Аонэса. И эта тварь, из-за которой мои кости все еще ломит от боли, она тоже хамелеон.