Мой бывший враг - Дарья Вознесенская Страница 29

Смущение, настороженность, интерес и… росток женского самодовольства. Вот что я чувствую, когда сажусь в своем лучшем платье — все том же, в котором он меня видел — в машину Каримова.

Илья Демидович тоже здесь. Со мной на заднем сидении. И не сказать, что крупный или громоздкий… но как-то заполняет всю машину собой.

Я читала о таком упражнении у психолога — если боишься новых людей или находиться на публике, то когда заходишь куда-то, надо представить себя воздухом, который мгновенно заполняет всю комнату.

Похоже, Каримов довел этот навык до неосознанного совершенство.

Он здоровается, но больше ничего не говорит — в основном смотрит в окном или пишет что-то в своем смартфоне.

Как ни странно, меня это расслабляет. Я и сама не болтушка, да и говорить всю поездку с почти незнакомцем, выдавливая из себя натужные реплики, не слишком-то приятно.

В ресторане — другое. Там можно обсудить блюда, интерьер, да и вообще, сама еда вполне может выступать в роли социальной смазки.

Но молчание я все-таки нарушаю, когда понимаю, что мы собираемся выехать из города.

— На… природу? — выдаю в растерянности, и Каримов тут же реагирует, будто только и ждал, когда я подам голос.

— В дремучий лес.

— Сожрать или закопать? — подхватываю я неожиданную игру.

— Может просто там оставить?

— Надеюсь после ужина? Я хоть прихвачу с собой булочку для хлебных крошек.

— Большой опыт?

— Большая любовь к книгам.

Улыбается.

И глаза поблескивают в удовольствии.

Наверное то, что происходит, называется флирт. Я не слишком в этом опытна… но мне нравится с ним флиртовать. В такие моменты он не кажется большим и страшным хищником, и я на некоторое время перестаю задаваться вопросом, с каких это пор таких как он привлекают молоденькие наивные студентки. Или именно таких и привлекают?

Я знаю, что симпатичная, но не сказать, что мужчины сворачивают головы при виде меня. Даже навязчивое внимание Антона, моего однокурсника, для меня скорее исключение из правил. И уж точно никогда на меня не обращали внимания настолько солидные мужчины.

Я его и не хотела. Внимания.

Кто-то назвал бы меня неуверенной в себе, но я была не уверена совсем в другом — в том что мне это вообще нужно. Мамин опыт оказался слишком болезненным не только для нее. Но ведь то, что происходит, это… другое, разве не так? Я могла рассказать Каримову действительно важные вещи, а он привык платить своим информаторам и не хочет быть обязанным…

И пусть плата выглядит странной, я тоже не профессиональная доносчица.

Настроение портится, как и каждый раз, когда я задумываюсь о произошедшем. И Каримов это замечает — но ничего не спрашивает. Он уж точно не из тех, кто будет лезть в душу или выяснять, что человек чувствует. И не думаю, что исключительно потому, что он бездушная скотина — скорее из тех людей, кто сам не показывает своих чувств, считая это слабостью. И требует того же от окружающих.

Жилеткой он никогда не работал, факт. И маньяком тоже, так что этот разговор про лес — пустое. Думаю, очередь из девиц, готовых запрыгнуть к нему в постель и без всяких ухищрений, внушительная.

— А тебе не страшно, — констатирует после паузы.

— Не то что бы я совсем не опасалась вас, — у меня вырывается нервный смешок, — но я действительно не вижу необходимости паниковать.

— И что же сделало тебя такой рассудительной и… смелой?

Медлю.

Не люблю рассказывать про свою жизнь — тем более, зачем это Каримову? — но тут вдруг хочется дать хоть какие-то пояснения.

— Когда уже пережил один из самых сильных страхов, все остальное… меркнет, что ли.

— У тебя умер кто-то из близких?

Да уж, деликатностью он тоже не отличается. Но в голосе — не праздное любопытство, а настороженный интерес. Поэтому я отвечаю.