Золотой плен - Хизер Грэм Страница 28

— А… — прошептал он, уперев руки в бока, и проговорил мертвенно-спокойным голосом, оглядывая ее:

— Блеск в глазах убийцы превращается в мольбу о пощаде! Какая сладкая невинность. Ирландская сука! — Его рука обхватила ее запястье.

О Боже, нет, она не просила пощады, но когда он сдернул ее с кровати, она не могла сдержать крика от страха и боли.

— Я все равно убью тебя, ублюдок, — прошептала она, пытаясь вырваться.

Она бы предпочла, чтобы он ударил ее, но вместо этого он рассмеялся. Прежде чем она заговорила снова, он одним легким движением сорвал с нее белое платье. Потом отпустил ее, отступил и, издеваясь, низко поклонился.

— Прежде чем ты уйдешь-сказал он насмешливо, — я полюбуюсь тем богатством, которое прислал мне твой отец, я не люблю, когда меня дурачат.

Эрин почувствовала себя униженной, но продолжала стоять перед ним, подняв голову, ее взгляд стал злобным. Она прикусила губу, когда он медленно, нагло, оценивающе осматривал ее. Его сапфировый взгляд сначала скользнул по ее груди, потом по талии, потом ниже, на укромный треугольничек между ног и, наконец, по ее ногам. Затем его глаза встретились с ее глазами. О! Эта страшная, издевательская улыбка!

Его глаза по-прежнему оставались холодны. Обезумев, она: чуть было не спросила его, как он ее находит. Он продолжал молчать, подняв густые дугообразные брови в насмешке, и она решила заговорить первой. Ее голос звучал презрительно.

— Я надеюсь, господин морской пират, что ты заключил выгодную сделку. Ирландцы держат слово. Мой отец не нарушит клятвы.

Он снова засмеялся, потом замолчал, его улыбка исчезла. Она заметила боль в его глазах, но через мгновение и ее не стало. Он стоял, суровый и беспощадный, стиснув зубы, оскалившись, как волк.

Независимо от того, что произойдет, она была готова поклясться, что не обнаружит перед ним своего страха — и не закричит. Но когда он решительно шагнул к ней, она ощущала только его ужасающую огромную мужскую силу и обезумела.

В эту минуту вся ее храбрость и гордость улетучились. Она думала инстинктивно только о спасении и рванулась с криком, не зная, куда бежать.

Она не слышала его, не почувствовала его движения, но вдруг его пальцы больно обхватили ее руку. Он перевернул ее, навалившись всем своим телом. Их тела тесно соприкасались, но она продолжала бороться. Даже когда он приподнял ее, Эрин с ужасом обнаружила, что это только дает ей возможность лучше ощущать его своим животом, его завитые золотые волоски на теле, которые обжигали ей грудь.

Он схватил ее за плечи и запустил пальцы в мягкие локоны. Затем грубо повернул ее голову, их глаза встретились.

— Итак, ты все же боишься своего завоевателя, ирландская сука, — тихо выдавил он. Ее ослабевшее от ужаса тело содрогнулось. — Это хорошо, что ты боишься, жена, так как я заверяю тебя, что мои копья крепки, точны и беспощадны.

Вдруг он отбросил ее так сильно, что она повалилась на кровать.

— Но ужас насилия, дорогая жена, — рявкнул он, возвышая над ней свое крепкое тело, которое сотрясалось от непонятного ей чувства, — ты не испытаешь сегодня. Неужели ты думаешь, я настолько сумасшедший, чтобы желать твое драгоценное невинное тело. Нет, жена, я не вижу ничего желанного в твоей холодности и жестокости. Я ничего от тебя не жду.

Он отвернулся от нее. Ошеломленная, Эрин в замешательстве тупо смотрела на его широкую спину несколько секунд, чувствуя головокружение, как если бы ее ударили. Его взгляд был обращен на огонь. Наконец Эрин взяла себя в руки, отползла осторожно в дальний угол кровати, и укрылась покрывалом.

Когда Олаф повернулся к ней, на его губах мелькнула жестокая улыбка.

— Теперь, моя леди, ты будешь испытывать не просто страх перед насилием. Должно быть, тебя интересует, почему я не намереваюсь мстить. Чем ты мне угрожала в тот день?

Эрин пыталась сосредоточиться на молитве, чтобы не закричать от ужаса, когда он дотронулся до нее — слегка, одним пальцем, проведя линию от горла, между холмами ее грудей и ниже, по ее животу, и эта линия обжигала. Она стиснула зубы, когда бронзовый палец задержался на нежной белой коже выше ее бедра.

— Мне кажется, ты собиралась поджарить мои мужские органы на моих глазах? — спросил он почти вежливо, с любопытством, и это делало его еще страшнее. Она с трудом заставляла себя выдерживать его взгляд, ей страшно хотелось прижать колени к груди, чтобы избавиться от обжигающего следа его пальца.

— Что ж, жена, — сказал он, — это-то я едва ли смогу сделать, даже если бы у меня было такое желание.

Он быстро отступил, презрительно набросил на нее покрывало и отошел на несколько шагов. Все это время она смотрела на него, обезумев и дрожа от страха, черный вихрь кружился у нее в голове. Но когда он повернулся к ней снова, от прежних его чувств не осталось и следа. Он выглядел усталым и едва замечал ее.

— Я не держу на тебя зла, — сказал он утомленно, поправляя сбившиеся золотые волосы на висках. — Я не хочу мстить за то, что случилось у ручья. Если ты не будешь беспокоить меня, жена, твое существование будет вполне сносным. Я властелин моего дворца — дворца викингов, если хочешь — и если ты будешь досаждать мне, с тобой будут обращаться по-иному. Я не выношу неповиновения. Тебе понятно?

Эрин долго смотрела на него, потом слабо кивнула. Она знала твердо только одно. «Ты никогда не будешь моим властелином, викинг», — подумала она и не потрудилась выказать смирение.

Оп отвернулся от нее, как будто бы она его больше не интересовала, или, точнее, забыв о ней. Потушил масляные лампы, подошел к постели и забрался туда, повернувшись к ней спиной.

Пораженная поворотом событий, Эрин осталась сидеть в своем углу. Он не был бесчувственным, ему просто не хотелось насиловать ее. Если бы она не питала к нему такой ненависти, то была бы оскорблена; но вдруг она поняла, что несмотря ни на что, она действительно оскорблена, он сравнил ее со своей бывшей любовницей и нашел ее непривлекательной. Отлично! Слава Богу! Она не будет удовлетворять его животные желания. Странно, но его слова обидели и унизили ее. Они мучили ее не меньше, чем ненависть.

Эрин продолжала сидеть в полутемной комнате, едва освещенной маленькими огнями.

Она слышала, как Олаф дышит во сне. Ее разумом опять завладели темные мысли, когда она вспомнила, как он сдернул ее с кровати, разорвал платье и, насмехаясь, отшвырнул ее с силой, как будто бы она была ненужной вещью. Она стиснула зубы, чтобы не расплакаться от обиды: она не могла вынести этого, это было сверх ее сил. Он ожидал, что она уснет рядом с ним, будет выполнять его приказы, прислуживать, как собака-подлиза. Как отец мог сделать такое?

Эрин взглянула на лежавшего рядом мужчину. Он крепко спал, в то время как она претерпевала невыносимые страдания. Прикусив губы, чтобы подавить слезы, она отвернулась. Взгляд упал на жемчужные кольца ее ножниц, блестевшие при слабом свете огня.