Моя чужая жена - Ольга Карпович Страница 28

Аля заметалась во сне, вскрикнула и проснулась. Она лежала на плюшевом бордовом диване в гостиной. Спала одетая, зажав в руке маленькие настольные часы. В распахнутое окно вползала душная московская ночь.

Все тело затекло от неудобной позы, ныла шея, мелко покалывало закинутую за голову руку. Аля поднялась, потянулась, посмотрела на часы. Второй час, а Никиты все нет…

В прихожей заскрежетал ключ в замке, грохнула дубовая дверь, и Аля пошла навстречу вернувшемуся наконец мужу.

Никита застыл посреди прихожей, чуть наклонившись вперед, в неестественной, напряженной позе. Он бросил остекленелый, отсутствующий взгляд на Алю и, не здороваясь, принялся неловко стягивать ботинки. За его спиной, перешептываясь и хихикая, стояли две незнакомые девицы. Одна — высокая брюнетка в вызывающем мини и с крупными кольцами в ушах, другая — ядовито-рыжая, с жирными черными стрелками на веках.

– Добрый вечер, — сухо поздоровалась Аля.

Девицы что-то прощебетали в ответ. Одна, пройдя в гостиную, с размаху плюхнулась в мягкое кресло, вторая, задержавшись в прихожей перед зеркалом, принялась взбивать волосы и гримасничать.

Никита прошел сразу к бару, распахнул его и стал извлекать на свет разномастные бутылки. Аля обратилась к нему вполголоса:

– Ты что так поздно? Мог бы позвонить…

– А ты, что ли, волнуешься, верная жена? Места себе не находишь? — осклабился он в издевательской улыбке.

Аля заметила испарину на его желтоватом лбу, суженные в точки зрачки. Значит, опять…

– Никита… — Она решительно взяла его влажную ладонь.

Он с силой выдернул руку, пошатнувшись от резкого движения, оперся плечом о шкаф и, не обращая внимания на Алю, бросил гостям:

– Пойдемте, цыпочки, нас тут не понимают. Вот только затаримся…

Никита выбрал из множества бутылок одну, с коньяком, отвинтил крышку, запрокинул голову и поднес горлышко к губам лихим ковбойским жестом. Рыжая, покачивая бедрами, направилась к нему, играя бровями, протянула руку за своей порцией. Никита же вдруг пошатнулся, судорожно хватая рукой воздух, икнул и, оттолкнув подругу, стремглав бросился в ванную, спотыкаясь и натыкаясь на стены.

Брюнетка проводила его растерянным взглядом, протянула:

– Никас, ты куда?

Рыжая же, быстро сориентировавшись, ловко сунула бутылку в сумочку.

В ванной хлопнула дверь, послышался шум воды, глухо застонал Никита.

Аля с силой выдохнула, захлопнула дверцу бара и обернулась к девушкам:

– Значит, так, цыпочки! На дворе ночь, спать пора. Так что всего доброго!

И девицы, подчиняясь ее жесткому взгляду, неохотно процокали к выходу. Рыжая фыркнула, а брюнетка бросила на ходу:

– Вот стерва!

Аля захлопнула за ними дверь и постучалась в ванную:

– Никита, это я. Открой сейчас же!

Никита промычал что-то сквозь шум воды, что-то грохнуло, покатилось по полу, и дверь открылась.

Вода, с шумом вырываясь из никелированного блестящего крана, бурлит в засорившейся раковине, переливается через края на пол, где, скорчившись, прижимая всклокоченную голову к коленям, лежит Никита. Зажав в зубах конец желтого медицинского жгута, он пытается перетянуть себе руку чуть выше локтя.

Аля опускается на корточки рядом с ним, гладит холодный влажный лоб и шепчет:

— Ну что ты? Совсем плохо, да?

— Плохо, — сипит Никита. — Помоги…

И Аля как во сне вскарабкивается на край ванны, снимает вентиляционную решетку под потолком, достает маленький медицинский шприц и ампулы с раствором.

Опускается на колени, с силой затягивает жгут и вкалывает иглу в выступившую голубоватую вену. Никита мгновенно перестает дрожать, расплывается в благодарной расслабленной улыбке.

Аля склонилась над ним, подхватила под мышки, потянула вверх, приговаривая ласково и повелительно:

– Ну давай же, пойдем! Пойдем! Вот… Молодец… Вот так!

В коридоре он несколько раз в изнеможении опускался на пол, сидел, уставившись в одну точку. И Аля терпеливо уговаривала, снова взваливала его себе на плечи, тащила в спальню.

Добравшись наконец до кровати, Никита тяжело повалился на нее, блаженно растянулся на одеяле, не глядя на Алю, куда-то в пустоту изрек:

– А разрешения на выезд опять не дали… Папаша долбаный! Год уже здесь торчу по его милости. Скоро сторчусь совсем. Неплохой каламбур, а, писатель? — Он бессмысленно хохотнул.

Аля, не отвечая, выдернула из-под него покрывало. Потом ловко стянула с мужа джинсы, он вяло приподнимался, помогая, жалобно постанывая от каждого ее движения. Сбегала на кухню и принесла воды, зная, что через некоторое время Никиту начнет мучить жажда.

– А ведь ему ничего не стоит… — бормотал Никита. — Позвонил куда надо, надавил — и все. Но не-е-ет! — Он чуть приподнялся над подушкой, погрозил кому-то невидимому пальцем. — Ему же надо доказать, что без него я никто… пустое место…

– Дурак ты, — прикрывая его одеялом, отозвалась Аля. — Он же просто боится за тебя. Боится тебя отпустить. Потому что ты медленно и верно губишь себя.

– До этого ему нет никакого дела, — помотал головой Никита. — Никакого! А может, он кого другого не хочет отпускать, а? Как думаешь?

Он попытался было подняться, но снова без сил откинулся на подушки, приговаривая:

– Мне душно в этой стране. Мне свобода нужна. Я здесь не могу… А ему я докажу, докажу, вот увидишь…

«Докажешь… — устало думала Аля, расстилая постель в бывшей Никитиной комнате. — Мы все друг другу докажем. Докажем, что сильные, свободные, что нам на все наплевать. Докажем, чего бы нам это ни стоило. Даже ценой собственной жизни».

Она нырнула под одеяло и щелкнула выключателем настольной лампы.

На освещенной софитами эстраде надрывался музыкальный ансамбль. Потный солист нарочито гримасничал в красном луче прожектора. Он завывал в микрофон что-то невыносимо пошлое и печальное.

Никита, скривившись, окинул взглядом стол, за которым помещалась их развеселая компания. Лица друзей расплывались мутными пятнами, как в тумане. Перед тем как забуриться в это модное кафе, они с Николя успели как следует вмазаться дома и теперь расслаблялись здесь, за столиком, потягивая для вида шампусик.

Колька что-то горячо шептал на ухо Анжелке, значит, ему, Никите, сегодня достанется эта, рыжая, как бишь ее? Наташа? А, черт, какая разница! Есть же у нее наверняка какая-нибудь халупа, где можно будет заночевать.

Только бы не возвращаться в свой мавзолей. Там каждая стенка, каждая долбаная табуретка выстроились как на параде, готовые поклоняться хозяину, великому и непревзойденному Дмитрию Владимировичу Редникову. И жена сидит там и сторожит все эти роскошества…