Живу тобой одной - Стефани Блейк Страница 27

У Тома в характере была и другая – темная – сторона. Он любил выпить и подраться. Числилось за ним и еще кое-что. Его обвиняли в попытке изнасилования преподавательницы старших классов школы в Клинтоне. Это произошло как раз перед тем, как он сбежал из дома и записался добровольцем в армию. После войны благодаря узколобому патриотизму политиков тех времен дело против молодого героя Тома Хилла было прекращено.

Когда Китти забеременела, Том вернулся вместе с ней в Найтс-вилл и пошел к кирпичному магнату Карлу Мейджорсу. Он привез с собой формулу быстродействующего связующего раствора для кирпичей. На Карла произвели впечатление как формула, так и человек, который ее привез. Он нанял Тома на работу на больших печах в Ньюберге, достаточно далеко от Найтсвилла, так что теперь Том мог приезжать домой только на выходные.

Они с Китти решили, что до рождения ребенка ей лучше пожить с родителями Тома. Решение оказалось неудачным. Когда пришло время переезжать к мужу, молодая мать передумала: ей нравилось такое положение вещей – полная свобода от мужа с воскресенья до пятницы, полная свобода от материнских обязанностей. Роль матери взяла на себя бабушка. Китти ездила, куда и когда хотела. Флиртовала со всеми подряд в Клинтоне, в основном с мужчинами, предпочитавшими определенный тип женщин.

Однажды бармен спросил ее:

– С какой стати ты болтаешься в кабаках? Ты ведь красивая девушка. У тебя есть стиль.

Она улыбнулась своей непроницаемой, загадочной улыбкой, так похожей на улыбку Келли.

– Я получаю удовольствие и доставляю удовольствие другим. Что лучше есть в жизни?

А потом внезапно наступила резкая перемена. Китти прекратила еженедельные поездки в Клинтон, а стала каждую неделю ездить на одну ночь в Олбани. Навестить родных и друзей, как она объясняла Хиллам.

Однажды в четверг Натаниэль Найт приехал по делам фирмы в столицу штата и случайно увидел в конном экипаже Китти Хилл с Карлом Мейджорсом. Он не обмолвился об этом ни одной живой душе. Лишь много лет спустя рассказал своей молодой жене Келли. Она умела вытягивать глубоко запрятанные секреты даже из таких скрытных людей, как Нат.

Открытие на Келли никак не подействовало. Она восприняла его как обычные сплетни о незнакомом человеке.

– Мой отец знал о ней и Мейджорсе?

– Думаю, что он каким-то образом об этом узнал. Между ними произошла ужасная ссора. Тебе тогда было, наверное, года три. Он ее чуть не задушил. Его забрали в окружную тюрьму. Через неделю состоялось слушание в суде, но Китти так и не явилась дать показания. Просто собрала вещи и исчезла. Больше о ней никто ничего не слышал. Растворилась, как дым в небе.

Келли прикусила острыми зубками нижнюю губу.

– Как ведьма.

– Ходили слухи, что Карл Мейджорс ее куда-то увез. Он все отрицал, не признался ни твоему отцу, ни полиции. Никто не решился обвинить его во лжи. Так дело и заглохло. Сразу после этого Карл перевел твоего отца на другую печь, поменьше, в Бакстоне, чтобы он находился поближе к тебе. Дедушка с бабушкой заботились о тебе до самой смерти. Они умерли той ужасной зимой девятьсот седьмого года, от гриппа. И тогда отец взял тебя к себе, в Бакстон.

Том Хилл скончался раньше своего срока. Погиб в ножевой драке, когда Келли едва исполнилось десять лет. Потом были долгие мучительные годы в сиротском приюте. Единственной отрадой служила ей книга. Келли спасалась от приютского заточения, от тесной клетки собственного тела в чудесном мире шекспировских пьес. Она проиграла все роли. Нет, не проиграла – прожила.

Она существовала в образе леди Макбет.

Она была Гонерильей, жестокой, чудовищной дочерью короля Лира.

Она была матерью Гамлета, прелюбодейкой. Но никогда не воображала себя безумной Офелией.

Да, она действительно Калибан. А тот земной образ, которым наградила ее природа – золотистые волосы, изумрудно-зеленые глаза, белая кожа, – служил отличной маской на огромной сцене театра жизни.

Она играла роль сиротки Хилл так же легко, как и все остальные свои роли. В этом качестве ее воспринимали и те, кто заменял ей мать, и монахини в приюте. Прочие же ощущали в присутствии Келли какую-то неловкость, как с незнакомым человеком, с которым не понятно, как себя вести. Слишком уж много скрытого, ускользающего от взгляда чувствовалось в ней, слишком много неожиданностей. В ней не ощущалось постоянства, необходимого для глубоких и прочных взаимоотношений. Да, у нее любящее сердце, полагали окружающие, но как она переменчива! И потом она всегда обращалась к Шекспиру, использовала его как оружие и защиту, как аргумент в любом споре.

– Почему ты все время говоришь цитатами, Келли? – спросила ее как-то одна из монахинь. – Хотя бы один раз ответила просто, как говорят все люди.

Келли усмехнулась своей обычной непроницаемой усмешкой. Глаза ее заволоклись дымкой.

Весной 1921 года в приюте вздохнули с облегчением: Келли покинула их, зажав под мышкой свою книгу, прижав к груди документ на право владения кладбищенским участком отца. Она ушла с десятидолларовой банкнотой в кармане и матерчатой сумкой, в которой содержалось все ее имущество. По предварительной договоренности, она поселилась в одной религиозной семье в Клинтоне, где ее ждала работа официантки в небольшом респектабельном ресторанчике.

В первый же выходной день Келли купила букетик фиалок и поехала с ранним поездом в Найтсвилл. От вокзала она дошла до небольшого кладбища на холме. Обнаружить могилу отца на заброшенном, поросшем сорняками клочке земли оказалось почти невозможно. Келли рвала траву руками, пока, наконец, не показался прямоугольник могилы. Девушка рассыпала по ней фиалки и послала духу своего отца воздушный поцелуй.

В тот день она впервые увидела темноволосого, задумчивого и печального юношу, который напомнил ей датского принца. Позже, когда она узнала, что его зовут Хэм, это показалось ей вполне естественным. Подходящее начало для Келли Хилл.

Она вытерла сушилку для посуды, повесила сушиться тряпку, задернула занавеску на окне. Лунный пейзаж с кладбищем скрылся. Келли задула лампы, взяла свечу и пошла наверх.

Войдя в комнату, она разделась при тусклом свете свечи и остановилась перед зеркалом, разглядывая свое тело. Осталась довольна тем, что увидела. Чувственность, полускрытая мерцающим светом и тенями. Если бы Хэм ее сейчас видел… Он бы сразу забыл своего старика. Она завернулась в пеньюар, взяла свечу и пошла в комнату Хэма. Открыла дверь без стука, медленно подошла к кровати. Он лежал на боку, свернувшись калачиком. Притворяется, что спит, сразу поняла Келли.

– Хэм, – мягко произнесла она. – Я пришла к тебе. Ты мне нужен. И я тебе нужна, ты сам это знаешь.

Он не открыл глаза, однако Келли заметила, как он вздрогнул под простыней. Она поставила свечу на столик и сняла пеньюар.

– Посмотри на меня, Хэм, посмотри же. Или ты не осмеливаешься?