Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл Страница 27

— Они сейчас уедут. Как только выкатят телегу на дорогу.

Она кивнула и только теперь оторвала взгляд от винтовки. Викинг был так близко, что она почти могла слышать, как быстро бьется его сердце. Сейчас он был не более чем густой тенью, неразличимой в темном лесу, и все же она слышала его дыхание, спокойное и уверенное, каждый вдох и каждый выдох. Это вернуло ей душевное равновесие.

— Должно быть, охотники, — шепнул он.

«Вряд ли», — подумала она, но вслух ничего не сказала.

— Домой возвращаются, — добавил он.

— Наверное, много добычи везут.

Он издал короткий вздох, словно получил удар. Они оба знали, что в этой телеге нет мяса. Ветер трепал парусину, привязанную веревками, и то, что она скрывала, выглядело угловато и массивно.

Дойдя до возвышения, по которому проходила дорога, лошади стали с натугой тащить телегу наверх. Люди, шедшие позади, принялись подталкивать ее, а тот, что двигался впереди, изо всех сил потянул животных за поводья. Валентину поразило, до чего грубо он обращался с животными, но в этот миг ночная тишь неожиданно огласилась громкими проклятиями.

Йенс первым понял, что происходит.

— Телега переворачивается, — произнес он.

Тяжелый предмет, лежавший в телеге, сдвинулся с места. Повозка накренилась. Одна из лошадей, быстро заработав копытами, неожиданно стала упираться и пошла назад, но мужчины сил не берегли, продолжали налегать на задок телеги, толкали и тащили, пока наконец не выровняли и не выпихнули по каменистому склону на дорогу. Там они попадали на снег и прислонились, тяжело дыша, к замершим колесам. И тут лошади Йенса вздумалось поприветствовать своих обессилевших собратьев. Йенс натянул поводья и тихо выругался.

— Валентина, — спокойно, без тени волнения в голосе произнес он, — сидите тихо.

Тянувший лошадей мужчина, вскинув винтовку, быстро приближался к краю леса, чтобы установить источник звука.

— Я здесь! — громко выкрикнул Йенс.

Мужчина тут же свернул в их сторону. Валентине было слышно, как скрипит снег у него под ногами, и ее сердце забилось как сумасшедшее.

— Закройте лицо капюшоном, — вполголоса произнес Йенс, не оборачиваясь.

Она натянула бобровый капюшон до самого подбородка, оставив только маленькую щелочку. Когда шаги приблизились и остановились, она услышала, как щелкнул затвор. Тут под плед пробралась ладонь Йенса и крепко сомкнулась на ее руке.

— Добрый вечер, — сказал он. — Мы с дамой выехали покататься на санях. Нам неинтересно, чем вы тут занимаетесь.

К ее удивлению, в ответ мужчина, хлопнув по боку лошадь Йенса, громко рассмеялся. Валентина попыталась втянуть через щелочку воздух, но легкие ее отказывались работать.

— Убирайся отсюда вместе со своей дамой, — раздался уверенный голос. — Вези ее обратно в Петербург, пока она не отморозила себе задницу.

Йенс взялся обеими руками за поводья и передернул ими так, что его лошадь рванула с места и мужчина с винтовкой вынужден был отпрыгнуть в сторону.

— Спокойной ночи! — крикнул Йенс.

Застоявшаяся лошадь весело заработала копытами, и Фриис направил сани через заснеженную гладь обратно в сторону города.

Валентина открыла лицо.

— Обычный человек, ничего опасного, — сказала она.

В тот же миг сани чуть вздрогнули и немного качнулись. Ей пришлось схватиться за край.

Йенс усмехнулся.

— Я рад, что вы так думаете.

И вдруг раздался оглушительный грохот. Валентина подумала, что чтото сломалось в санях, лопнул полоз или какоенибудь крепление оглобли, но Йенс яростно выругался и, сильно стегнув вожжами спину лошади, пустил ее во всю прыть. Потом быстро положил одну руку на затылок Валентины и заставил ее пригнуться.

— Вниз! — приказал он.

Она повалилась на дно саней лицом. Едва она успела выплюнуть тут же набившуюся в рот грязную жижу, как снова чтото громыхнуло. А потом еще раз. Тело ее среагировало на звуки быстрее, чем разум. Она сжалась в комок и только после этого поняла, что услышала выстрелы.

Йенс гнал лошадь, не сбавляя скорости, почти две мили. Наконец он толкнул Валентину в плечо.

— Все! Наконецто в безопасности!

Валентина взобралась на сиденье. У нее болела шея, к тому же ей было стыдно.

— Я решила, что… — начала было она, но замолчала.

К чему объяснения? Она уже видела, какие ужасы люди могут делать друг с другом. Что это было? Винтовка? Бомба? Какая разница?!

— Испугались? — Фриис хмыкнул и позволил лошади перейти на шаг. — И правильно сделали. Я тоже испугался.

Она в удивлении посмотрела на него.

— Вы?

— Ну да. Ружейные пули — не самые лучшие друзья.

Он улыбнулся ей и нахлобучил на уши съехавшую меховую шапку. Тут она почувствовала, что от возбуждения у нее покалывает в пальцах. Или это изза холода? Ночь точно накрыла сани черным колпаком.

— Он не пытался нас убить, — уверенно промолвил Йенс. — Пули прошли слишком далеко от саней.

— Зачем тогда он вообще стрелял?

— Чтобы испугать. И показать, что нас ждет, если мы сунемся в полицию.

Холод, просочившийся сквозь руки, начал подбираться к сердцу. Дрожь в груди не унималась.

— С вами все в порядке?

Она кивнула, но движение получилось резким, как будто непроизвольным.

— Слава Богу, осталась жива. Пока что, — добавила Валентина и попыталась засмеяться, но смех вышел невеселым.

Неожиданно инженер натянул поводья. Лошадь остановилась, но стала нетерпеливо бить копытом в снег. Наверное, ее тоже испугали выстрелы. Йенс ничего не сказал. На пустой заснеженной дороге, в темноте, вдали от всего мира, где рядом были только волки да полевые мыши, Викинг обнял Валентину и прижал к груди. Просто прижал, но, едва ее щека прикоснулась к его теплому пальто, внутри у нее все перевернулось. Все, что таилось гдето в самых темных уголках ее души, все тайное и хрупкое, вдруг как будто вывернулось наружу и затрепетало. Содрогнувшись всем телом, она втянула носом его запах и поняла, чем пахнет мужской мир. Он пахнет дымом и лошадьми, картами и чистым полем. Но она уловила и иной запах. Запах туннелей, подземной темноты и узких ходов. В лацканы его пальто впитался запах кирпичей. Валентина запретила себе чтото говорить. По крайней мере с этим ее потрясенный разум справился.

Они долго молчали. Одной рукой Йенс прижимал к себе голову девушки, а второй гладил мех капюшона, как будто это были ее волосы, шепча какието слова на языке, которого она не понимала. Когда наконец он отпустил ее и она выпрямилась, Йенс всмотрелся в ее лицо, и то, что он увидел, должно быть, успокоило его, потому что он улыбнулся, блеснув зелеными глазами. Йенс подхватил вожжи и, причмокнув, подстегнул лошадь. Вслух он сказал лишь одно: