Мой домовой — сводник - Ольга Горышина Страница 27

Я уже открыла рот, чтобы сообщить про материальную помощь от "внучка", но у Вадима зазвонил мобильник.

— Мам, что-то случилось?

Почему Вадим всегда начинает разговор с матерью с вопроса? Давно надо понять, что названивает она ему просто так. Или для того, чтобы в моих объятьях он случайно не забыл про нее. Я съела еще одну ложку. Вернее, сжевала. В ее борще ложка стоит. А мой борщ можно спокойно разделить на бульон и гущу, чем я все детство и занималась.

— Мам, это полная дурь!

Что? С каких это пор он говорит с мамочкой в таком тоне?

— Ну что ты мне кота в сапогах сделаешь? Да какая разница, что они из силикона. Это против кошачьей природы. Все кошки царапаются. Да где глубокие? Какие шрамы? Слушай, что ты там читаешь? Какие форумы! Мам, елы-палы, мы только кота взяли! Взрослого! Ну понятно, что я ему чужой…

Началось… Что-то странное. Вадим спорит с "маман"! Чихуня волшебник прямо!

— Передай спасибо за борщ! — перебила я спор полушепотом.

Вадим на секунду задержал на моей почти полной тарелке взгляд и сказал в трубку:

— Ира передает тебе спасибо за борщ, — и после паузы: — Мама говорит, на здоровье…

И потом, опустив отключенный телефон экраном вниз, прорычал:

— Ты знаешь что-нибудь про силиконовые накладки на когти?

Я на автомате глянула на свои пальцы — ногти настоящие, лак — нет, и, перехватив мой взгляд, Вадим расхохотался в голос.

— Ты не царапаешься. Но вот кляп бы тебе порой не помешал…

— Мама так считает?

Снова злость вылезла сама собой, и Вадим резко перестал смеяться, и даже — улыбаться. Но у меня сработала самозащита, и я выпалила:

— У Нинки бабушка в больнице. У меня просто нервы сдали. Не передергивай мои слова…

Какие слова? Я же вообще ничего не говорила. И Вадим не проглотил мою адвокатскую речь.

— Я не про сейчас. Я вообще…

И я превратилась в обвинителя. Сразу же!

— А когда? Я десять дней вела себя замечательно. Я ни слова твоей матери не сказала. И это с учетом того, что ты поселил меня у нее без моего согласия…

— А я тут теперь живу со своего согласия?! — Вадим повысил голос, и мне сделалось как-то не по себе.

До этого самого момента мне казалось, что мы умеем говорить друг с другом тихо. Хотя бы за столом. Пусть не всегда идеально, но не переходя на истеричные вопли, которые могут услышать соседи. А тут у нас еще и одна дверь…

— Да, со своего, — ответила я змеиным шепотом. — Через шесть лет я имею право требовать хотя бы имитации семьи. А семья — это два человека, без нагрузки в виде родственников. Я не мучаю тебя своими, вот и ты оберегай, пожалуйста, мое личное пространство. Я не хочу, чтобы твоя мать выбирала цвет моего лака, и нижнее белье тоже…

И снова мой язык вышел из-под контроля мозга. Лицо Вадима сделалось каменным, и я заговорила почти шепотом.

— Мне не нужны подарки, мне нужно внимание. И внимание — от тебя, а не от твоей мамы. Чтобы ты знал, что мне нужно. А мне нужна свобода от всех и вся. Я хочу жить так, как я хочу. И я делаю все от меня зависящее, чтобы не быть никому обязанной ни жильем, ни едой. И мне очень странно и обидно, что через столько лет ты это так и не понял.

Вадим взял пару секунд на раздумье, или ему просто не хватало воздуха для первой фразы:

— Я понял лишь одно: тебе вообще никто не нужен. Даже я…

— Это не так, — я не дала ему развить эту мысль до логического конца. — Мне хорошо с тобой. Но только с тобой. Я готова приходить к твоей матери ужинать раз в неделю и все. Так живет весь мир. И это правильно.

— Что именно правильно? — Вадим бросил ложку в почти пустую, но все же не пустую тарелку. — Ты являешься домой почти каждый вечер около девяти…

— В восемь двадцать, — перебила я. — И это не я являюсь, а так работает библиотека, и этого требует моя профессия. И ты не можешь сказать, что тебе у меня когда-нибудь было нечего жрать…

— Ага, пельмени из магазина…

— Но в этот магазин я успевала сбегать утром сама! И ты не смеешь меня упрекать в том, что я не хлебосольничала на чужой кухне, с которой бабка никогда не выходила, но ни разу мне даже чайку не предложила попить вместе.

— А сейчас ты собралась готовить? Когда? И как? Чтобы я разогревал себе сам и жрал это тоже в одиночестве?

Господи, кухня здесь все-таки тоже маленькая. Мне уже просто дышать стало нечем за одним с ним столом!

— Подстройся под мой график. Народ с удовольствием зайдет подстричься после работы. В чем проблема?

— Проблема в том, что тебе не надо быть на работе до восьми. Это все твое желание заработать, чтобы якобы иметь достаточно денег на съем. И скажи, что это не так?

— Это так, — я поднялась и вылила борщ в раковину, поняв, что ничего больше не хочу. — Я училась и работаю для того, чтобы жить, как я хочу. Может, я еще не живу так, но стремлюсь к этому всеми силами. А к чему стремишься ты, я не знаю…

Я оставалась к нему спиной, лицом к раковине. И вдруг перед моим носом появился кот и ударил лапой по крану. Я включила ему воду. Он немного попил и начал брызгаться.

— Пошли, я покажу тебе игрушки, которые купила для тебя, — позвала я кота, но он точно меня не слышал, продолжая самозабвенно лупасить воду.

Тогда я повернула кран. И через секунду кот завозмущался и даже замахнулся на меня лапой, но я проигнорировала просьбу и пошла в коридор к оставленным пакетам.

Вадим все еще молчал. Я прошла в комнату и, сев на краешек дивана, принялась распаковывать самоходную мышь, молясь, чтобы батарейки входили в комплект. Они там были. Только открыть крышку я не могла. Вернее, боялась содрать лак. Просить Вадима о помощи не хотелось. Но он пришел следом. Раньше кота и, грубо бросив "дай сюда", забрал у меня игрушку. Потом опустил ее на пол и отправил пультом в коридор.

— Иди сюда, серый монстр! Смотри, что мама тебе купила.

Я вздрогнула от слова "мама". Посмотрела в широкую спину Вадима и поняла, что у меня язык не повернется назвать его "папой" даже в обращении к коту. Но кот и не шел к игрушке. Вадим ушел в коридор, и я минут пять слушала шелест колес по линолеуму.

— Нафиг ты купила эту хрень? — вернулся Вадим в комнату с игрушкой в руках. — Сколько стоит?

— Какая разница… Это не на мои деньги, а на премиальные для кота.

Больше распространяться про Романа я не стала. Что еще родится в больном мозгу Марины Александровны, если сыночек расскажет ей про выкрутасы Вострова-Кострова, можно только гадать, да и то никогда не угадаешь.

Вадим, к счастью, не попросил подробностей, просто положил мышь под телевизор и сел рядом со мной, но не обнял.