Свадебный водоворот - Джеки Д'Алессандро Страница 26

— Вы видели в конюшне Мортлина?

— Нет. Ведь было за полночь. Он, должно быть, уже ушел спать.

За полночь? Он уехал из дома чуть раньше десяти, а, по словам Каролины, Элизабет ушла на полчаса раньше. Если она оставалась в постели… как она могла узнать, где он? И что произошло? Разве только она действительно обладает способностью видеть мысленно… Но нет, он просто не может поверить в такое необъяснимое явление. Конечно, она обладает огромной интуицией, как, впрочем, и его мать: когда он был ребенком, она всегда чувствовала, если ее дети что-то натворили. А Розамунда знает тропинки, ведущие к развалинам…

Но обо всем этом он подумает потом, когда будет чувствовать себя лучше. Когда его голова не будет так сильно болеть. И все же одно было верно. Элизабет, бесспорно, спасла ему жизнь. Кто знает, сколько времени пролежал бы он на земле, истекая кровью, если бы не появилась она! Она не только каким-то образом нашла его, но и залечила его раны.

— Я ваш должник, Элизабет, и должен поблагодарить вас.

У нее на лбу обозначилась морщинка, а глаза сердито сверкнули.

— Пожалуйста. Однако если бы вы прислушались к моему предупреждению и не поехали ночью, этого бы не случилось.

Он замер. Боже, она же предупреждала его… говорила об опасности.

«Черт побери, я должен держать себя в руках. Это всего лишь совпадение. Всегда рискуешь покалечиться, когда в темноте ездишь верхом».

— Что на вас нашло, что вы вдруг отправились ночью верхом? — спросила она.

Остин колебался, стоит ли говорить ей правду, но решил сказать, чтобы увидеть ее реакцию. Пристально глядя на нее, он ответил:

— Я нанял сыщика с Боу-стрит для того, чтобы он собрал сведения об одном французе, которого я видел с Уильямом незадолго до его смерти. Сыщик кое-что узнал, и мы должны были встретиться здесь, в развалинах.

— Должны были встретиться?

— Он так и не появился, вероятно, задержался из-за грозы. Но я уверен, что он постарается связаться со мной как можно быстрее.

Наверное, если бы она знала что-нибудь о Гаспаре или о его связи с Уильямом, она выдала бы это своим видом — встревоженным, виноватым или, может быть, недоверчивым. Но уж конечно, не выглядела бы разгневанной.

— Сохрани нас Бог! — вскипела она. — Можете вы мне объяснить, почему было необходимо встречаться с этим человеком вне дома? Верхом на лошади? Во время грозы? Вы никогда не слышали, что существуют гостиные? — Элизабет замахала на него руками. — Ладно. Даже и не пытайтесь объяснять. Просто счастье, что ваша ослиная голова оказалась такой крепкой, а то ведь вы могли и погибнуть.

Проклятие, он должен проучить эту женщину за непочтительность! Остин открыл рот, но, прежде чем он успел что-либо сказать, она заметила:

— Хорошо еще, что вас не застрелили.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Застрелили?

— Да. В своем видении я определенно слышала выстрел, но думала, что это гром… И в то же время чувствовала дыхание смерти. Очень сильно. — Ее лицо помрачнело. — Вы уверены, что это гром испугал Миста? Это не мог быть выстрел?

«Нет», — готово было сорваться с губ Остина, но что-то в ее лице остановило его, и он задумался над вопросом.

— Все произошло так быстро. Я помню молнию, раскат грома… затем я падаю. Кажется маловероятным, чтобы кто-нибудь охотился во время грозы.

— Да, наверное, так. Очевидно, я ошиблась.

— Очевидно. — Он кашлянул. — И я не упрям как осел.

Элизабет подняла бровь, демонстративно подчеркивая свое сомнение.

— Я думаю, то, что вы лежите здесь раненый, доказывает именно это. Впрочем, если вы предпочитаете, чтобы я называла вас упрямым как баран, буду рада оказать вам эту любезность.

— Я не предпочитаю, но…

— Я отказываюсь спорить с раненым, — перебила она. — Вам холодно?

— Холодно?

— Да. Это американское слово, означающее «не тепло». Вы промокли до нитки, а мне нечем вас укрыть.

Остин не сразу вспомнил, что действительно весь мокрый. Взглянув на Элизабет, он увидел, что она тоже промокла: платье прилипло к ее телу, словно было нарисовано на нем. Он устремил взгляд на ее грудь и отчетливо видимые острые соски.

Огонь пробежал по его телу.

— Нет, мне не холодно.

И действительно, с каждой минутой ему становилось все теплее. Словно зачарованный, он смотрел, как с каждым вздохом поднимается и опускается ее грудь. Он поднял глаза, и от того, что он увидел, у него перехватило дыхание. Тусклый свет фонаря освещал ее великолепные волосы. Масса ничем не заколотых локонов падала на ее плечи и атласным покрывалом спускалась по спине, достигая каменного пола, на котором она стояла на коленях. Остин тут же представил ее в своей постели, обнаженную, прикрытую только своими необыкновенными волосами, с улыбкой на соблазнительных губах.

Ее соблазнительные губы… Он посмотрел на них и, вопреки боли, которую он чувствовал во всем теле и которая ударами обрушивалась на голову, его охватила волна вожделения и страсти.

И в тишине раздался мучительный стон, который он не сумел сдержать.

— Очень больно?

Он скрипнул зубами и закрыл глаза.

— Вы и представить себе не можете.

Элизабет отодвинулась, и он услышал, как она что-то делает неподалеку от него. Он попытался усилием воли приглушить непроходящее желание. Представил себе, что она безобразна; убеждал себя в отчаянии, что не выносит запаха сирени. Все было бесполезно. Желание нарастало, и он снова застонал.

— Я хочу, чтобы вы выпили это, — сказала она. Остин открыл глаза. Она сидела рядом с ним и протягивала деревянную чашечку.

— Что это?

— Всего лишь смесь трав, корешков и дождевой воды. — Элизабет осторожно приподняла его голову, чтобы он мог пить. — Это облегчает боль. Слишком опасно пытаться добраться до дома, пока не прекратится дождь. А пока вам надо отдохнуть и набраться сил.

Существовало только одно средство для облегчения этой боли, и его не было в этой чашечке, но Остин выпил, потому что ее глаза дали ему понять, что возражений она не потерпит, а он слишком устал, чтобы спорить.

— Фу, — произнес он поморщившись, когда Элизабет опустила его голову, — никогда не пил такого отвратительного пойла.

— Оно и не должно быть вкусным. Оно должно быть полезным для вашего здоровья.

От горечи эликсира по его телу пробежала судорога.

— Наверняка эта гадость мне не поможет… — Но едва он произнес эти слова, как странная слабость овладела им, напряженные мускулы расслабились, боль утихла.

Остин посмотрел на нее и был поражен непритворной нежностью и беспокойством, которые увидел в ее глазах. Он не помнил ни одной женщины, кроме Каролины и матери, которая когда-либо смотрела на него с такой нежностью. Не в состоянии удержаться от желания коснуться ее, он поднял руку и погрузил пальцы в ее мокрые локоны. Каштановые пряди словно шелк ласкали его кожу.