Танец души - Барбара Картленд Страница 25

Она широким жестом указала на икру и шампанское.

— Мы — люди бедные и не можем позволить себе такой образ жизни. Вы увели его, вы украли его. Возможно, вам удастся его удержать.

Она снова пошла к двери, но Сэди остановила ее.

— Не уходите! Я дам вам денег, отдам все, только не втягивайте меня в скандал.

Мадам холодно посмотрела на нее. В черной одежде она выглядела гораздо импозантнее шикарно одетой миссис Ванситтарт.

— Хорошо, — согласилась она. — Я его заберу. Но вы должны заплатить мне сто тысяч франков и дать обещание больше с ним не встречаться.

— Сто тысяч франков! — Сэди была ошеломлена.

— Что ж, если нет… берите его.

И Сэди ответила со слезами в голосе:

— Нет… нет. Я вам заплачу… заплачу сейчас же. Где моя чековая книжка?

Миссис Ванситтарт лихорадочно рылась в ящиках письменного стола в стиле Людовика XV, нервно расшвыривая во все стороны бумаги.

Наконец книжка нашлась, она схватила с китайского чернильного прибора ручку и трясущимися руками выписала чек на требуемую сумму. Протянула женщине, которая внимательно проглядела его и предупредила:

— Если чек будет аннулирован, вам известно, что за этим последует.

Не сказав больше ни слова, «супруги» покинули квартиру, и только когда дверь за ними закрылась, Сэди Ванситтарт разразилась истерическими рыданиями, от которых не могла оправиться несколько минут.

Через полчаса она обнаружила, что изумруды исчезли.

Фиона с Ремоном вышли из банка под яркими утренними солнечными лучами, пробивавшимися сквозь окутавшую Париж дымку, которая предвещала ужасную жару днем.

Было еще очень рано, и хотя в банке кипела уже бурная деятельность, улицы города были еще пусты.

Во внутреннем кармане пиджака Ремона лежал хрустящий плотный пакет.

Он не мог удержать руку, которая вновь и вновь непроизвольно касалась пакета, его глаза встретились с глазами Фионы. Оба улыбались.

Они уже далеко отошли от банка и остановились возле небольшого кафе.

Официант занимался уборкой помещения, но маленькие столики возле кафе уже поджидали посетителей.

Ремон заказал два кофе с бриошами. Когда официант удалился, он протянул Фионе руку.

— Здорово сделано, дружище, — сказал он. Фиона рассмеялась.

— Я никогда в жизни так не трусила.

— Ты была просто великолепна, — возразил он. — Вещи упаковала?

— Да, — подтвердила Фиона, — и куда же мне ехать?

Ремон сморщил лоб.

— А куда ты хочешь? — спросил он. — Я думаю, нам обоим лучше оставить на время этот дивный город. Лично я сажусь в аэроплан до Амстердама, где женщины весьма интересуются как бы это сказать… зелененькими камушками.

Фиона пожала плечами.

— Мне все равно, — призналась она.

— Тогда я посоветовал бы Монте-Карло, — сказал Ремон. — Там дело всегда найдется. Примерно через неделю соберется весь высший свет с супругами, и ты сможешь легко найти работу, — продолжал он, многозначительно улыбаясь, — может быть, не такую, какую тебе хочется, но все же работу. Ну, дружочек, могу только пожелать удачи.

А теперь допивай кофе, и берем такси, потому что я должен тебе кое-что передать. Здесь это делать, на мой взгляд, опасно.

В такси он вручил ей восемь тысяч франков.

Потом постучал в стеклянную перегородку и попросил шофера высадить его на площади Согласия, а Фиону отвезти в ее отель.

Когда такси остановилось, Ремон взял ее руку и нежно поцеловал.

— Ты храбрая и милая, — сказал он. — Bon voyage [6], и береги себя. Когда-нибудь мы снова встретимся.

— До свидания, — отвечала Фиона.

Сквозь заднее стекло машины она смотрела, как он уходит, походка его была легкой и изящной.

Спустя час Фиона уже сидела в поезде, направлявшемся в Монте-Карло.

Она решила отправиться в путь днем не только из-за совета Ремона, который считал, что им нужно как можно скорее убраться из Парижа, но и потому, что не хотела тратить на спальное место лишних две сотни франков.

Весь долгий путь она просидела, разглядывая в окно проплывающие мимо поля, пыталась читать, но в сознании вновь и вновь оживали события прошлой ночи.

Какой легкой сегодня выглядела прошедшая ночь, умело и ловко провернутое дело! Но все-таки слово «шантаж» ее пугало, так же как и «тюрьма».

«Я — мошенница, — думала про себя Фиона. — Какой ужас! Но как волнующе! Как в детективном романе. Только счастливого конца у меня не будет».

При мысли о Джиме на глаза ее навернулись слезы. Она все еще не могла думать о нем, не испытывая боли в сердце.

Принялась гадать, чем он сейчас занимается.

Что он сказал, что почувствовал, вернувшись в пустую квартиру и обнаружив ее исчезновение? Ушла, не оставив ни единой строчки…

Она почему-то была уверена, что он поймет ее. Джим так хорошо ее знает, что не примет это ни за бессердечие, ни за невнимательность… Он часто подтрунивал над ней, что она не умеет четко выражать свои чувства…

Она вспомнила, как он приставал к ней, заставляя признаться в любви.

— Я люблю тебя, — покорно произносила Фиона, подняв на него взгляд, не оставлявший никакого сомнения в правдивости ее слов.

— Но как? — спрашивал он. — Расскажи мне, как именно?

Фиона качала головой, отказываясь витиевато выражать свою любовь, а Джим безжалостно вышучивал ее за это неумение.

Сам он подробно перечислял ее достоинства, говорил, какая она прелестная, как много для него значит, как глубоко он счастлив, находясь рядом с ней, и ей хотелось научиться отвечать ему тем же.

Ей хотелось рассказать, что, находясь рядом с ним, она тянется к нему, как к магниту, и ощущает себя частью его, полностью слитой с ним.

А словами она могла только сказать: «Я люблю тебя, Джим» — и все.

В Монте-Карло поезд пришел ночью. Он шел вдоль Карниза [7], через сиявшие огнями Канн и Ниццу, мчался в закатных сумерках мимо живописных романтических местечек.

Только выйдя на маленьком вокзальчике Монте-Карло, Фиона сообразила, что даже не представляет, в какой ей идти отель. Теперь, когда в ее сумочке лежало больше восьми тысяч франков, она уже не так тревожилась, как по приезде в Париж, но все же решила поберечь деньги.

Ей не хотелось хвататься за первое попавшееся предложение.