Его моя девочка - Эльвира Смелик Страница 25

– Какого хрена ты припёрся? Никак не пройти мимо? Обязательно надо сунуться? Как же без тебя?

Он шагнул в сторону, к столу, захлопнул крышку на ноутбуке. Музыка оборвалась не сразу, звучала ещё несколько мгновений. Как раз ровно столько, что он успел дойти до выхода, исчезнуть в проёме. А потом и входная дверь хлопнула.

Лиза тоже глянула на Алика. Тот невозмутимо приподнял брови, усмехнулся, кажется, собрался что-то сказать, потому что губы шевельнулись, но она не стала слушать, рванула с места, вылетела из квартиры. Не пыталась догнать – всё равно бы не сумела – не услышав шуршание спускающегося лифта, перегнулась через перила, посмотрела вниз.

Он ещё не успел выйти, звуки шагов гулко разносились по подъезду.

– Ник, подожди!

Топот смолк. Тишина.

Он остановился. Остановился!

Лиза не заметила, как слетела вниз, вывернула с последнего пролёта, проскочила площадку – осталось всего несколько ступенек. Крайнов вскинул голову, поинтересовался хмуро:

– Чего тебе опять?

Она сначала подошла, застыла ступенькой выше и только тогда спросила:

– Ты почему сбежал?

Он хмыкнул, попытался что-то сказать, но она опередила.

– Хочешь, чтобы я с Аликом осталась? – И опять не дав ему заговорить, коротко выдохнув, произнесла: – Ладно. – Развернулась, шагнула вверх.

– Стой!

Никуда она не ушла, Ник не пустил, нагнал в один прыжок, легко подвинул в сторону, почти прижал к перилам, ухватился за них с двух сторон, словно заключил в круг, и смотрел, смотрел в упор, прямо в глаза. Но иногда его взгляд спускался, на губы – Лиза знала точно, потому что их начинало жечь. И руки будто сами скользнули по его плечам, обвились вокруг его шеи.

Если сейчас этого не случится, она… наверное, она просто умрёт. Или тоже сама, не дожидаясь, приникнет к его губам. Точнее, вопьётся в них со всей возможной жадностью. И не в силах больше сдерживаться, Лиза выдохнула:

– Ник.

– Я Никита, – мрачно поправил он охрипшим голосом.

– Ни… – послушно начала она, намереваясь договорить до конца, и не смогла.

Звуком не получилось, только дыханием, касанием губ. И мгновенно голова пошла кругом. И Лиза тихонько замычала: от нетерпения, от удовольствия, от восторга, от того, что наконец-то сможет избавиться от иссушающей жажды. Или не сможет?

Оказывается, даже этого слишком мало: крышесносных, жарких, откровенных поцелуев до исступления, до полного выпадения из реальности, когда в лёгких уже не остаётся ни капли кислорода, а под ногами – ничего твёрдого. Голова кружится, мир плывёт. Но они же в подъезде, на лестнице.

В подъезде на лестнице – Лиза судорожно хватала ртом воздух, осознавая.

– У тебя дома кто-нибудь есть? – задевая её губы своими, прошептал Никита.

– Угу, – кивнула она, пробормотала с трудом: – Родители.

Где-то наверху хлопнула дверь, дробью зазвучали шаги, не слишком торопливые, но всё равно стремительно приближавшиеся.

Они немного отстранились друг от друга, насколько хватило сил – больше бы просто не получилось. Да и плевать, кто что подумает, как воспримет. Кто угодно. Но это опять оказался Алик. Разглядел их ещё с предшествующего пролёта, улыбнулся снисходительно, но не остановился, даже не сбавил шаг, прямо на ходу сообщил:

– Я ухожу. Надолго. Так что квартира в полном вашем распоряжении. Пользуйтесь.

Проскочил мимо.

– Облагодетельствовал? – усмехнулся Никита.

Вот теперь Алик замер, повернул голову в его сторону, опять улыбнулся, невозмутимо подтвердил:

– Да! – И с прежней снисходительность добавил: – Не такая уж я и сволочь. – Секунду помолчал, потом растянул губы ещё шире: – Ну и для друга мне ничего не жалко. Сам знаешь. – И тут же отвернулся, двинулся дальше.

Но даже Лиза уловила какую-то особую значимость, особую интонацию в его фразах. Его слова действительно были не просто словами, в них прятались намёки, определённые смыслы, которые непонятны непосвящённым, которые чисто между ними – Аликом и Ники. И, похоже, не самые приятные смыслы. Потому что Никита на них никогда не отвечал, молчал, будто ничего и не услышал.

Раньше Лиза думала, это от того, что он просто не ведётся на подобные подначки со стороны приятеля. Ну бессмысленно же реагировать на пустой трёп, а Алик – это Алик, его не исправишь. Он вон даже о необходимости мыть руки сообщает с чувственным придыханием и неоднозначными тонами. Но сейчас уже воспринималось по-другому. Кажется, Никита молчал, потому что считал: он не в праве – отвечать.

Лиза увидела, как напряжённо вздулись желваки на его твёрдо очерченных скулах, как ещё сильнее потемнели глаза. И ей очень захотелось: разобраться, спросить, понять.

Запиликал домофон на подъездной двери, потом она с глухим стуком вписалась назад в проём. Никита глянул на Лизу, с силой выдохнул, неосознанно тронул языком губы, произнёс:

– Идём. – И сразу повторил ещё более решительно: – Идём. – Опять взял её за руку, но уже не за запястье, обхватив ладонь, сплетя пальцы.

Про Алика они забыли, наверное, сразу, как оказались в квартире, а может, и раньше, будто вся мутная неоднозначность недавнего момента осталась где-то внизу. Никита одним движением стряхнул с плеч так и не застёгнутую куртку. Они даже дверь едва успели захлопнуть. Потому как понимание, что наконец-то они одни, что им больше никто не помешает, их больше никто и ничто не удержит, накрыло мощной волной, которая мгновенно снесла все ограничители, замки и запоры.

Они не дошли до комнаты, едва переступив порог, нетерпеливо устремились друг другу, уже успев безмерно изголодаться по близости, по объятиям, поцелуям, откровенным прикосновениям. И даже избавиться от одежды неожиданно оказалось весьма проблематично. Потому что не хотелось отвлекаться даже на миг.

Зачем вообще Лиза поверх майки нацепила ещё и кофту? И почему на застёжке бюстгальтера два крючка, а не один? Когда пальцы хотят прикасаться вовсе не к ткани, вот совсем не к ткани, когда не хочется чувствовать под их подушечками ничего, помимо податливой нежности разгорячённой кожи. Всё остальное слишком грубо, слишком ненужно, слишком бессмысленно.

Губы Никиты отстранились от её губ, но не отодвинулись далеко, просто сдвинулись чуть ниже, прошлись поцелуями по шее, по плечу. Лиза наклонила голову вбок, и случайно наткнулась взглядом на отражение в зеркале – невероятное горячо-откровенное отражение – и уже не захотела от него отрываться. Оно держало и волновало, позволяя увидеть обычно невозможное, удваивало ощущения. И, похоже, Никита уловил случившиеся с ней изменения, легко определил, что произошло, заметил, куда она смотрела, и тут же потянул Лизу ближе к зеркалу, развернул к нему лицом, а сам оказался за спиной.

Это было удивительно и странно, не только чувствовать, но и видеть – его поцелуи. Как губы Никиты касались её шеи, прихватывали кожу, спускались по плавному изгибу к плечу. Как его ладони ласкали её тело – чертили контуры, гладили, сжимали. Это смущало, но и возбуждало ещё сильнее. Веки смыкались сами, отделяя от всего остального, чтобы ничего не отвлекало, не мешало погрузиться в ощущения полностью. Но Лиза упрямо открывала глаза и сквозь чувственный туман жадно следила за его губами, за его руками. За собой.