Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни Страница 24

Эта девчонка, с каждым днем все больше расцветавшая у него на глазах подобно удивительному, волшебному цветку, украла у него душевный покой и лишила привычного равновесия. Тоньино был без памяти влюблен в Лену, влюблен так сильно, что не решался к ней прикоснуться. Он даже сомневался, сумеет ли когда-нибудь сделать ее своей, боясь чуть ли не осквернить ее прикосновением, и почитал за честь видеть, как она расцветает под его любовным и заботливым приглядом. Всего этого Тоньино никогда бы не сумел объяснить своим родителям. Только сейчас он начал осознавать, что вмешательство его отца не было злонамеренным. Но в тот момент бесцеремонное вторжение в их с Леной личную жизнь привело его в неистовую ярость, ослепило и подтолкнуло к опрометчивому решению, о котором, как он теперь понял, ему еще, возможно, предстояло пожалеть.

Его дружба с молодым Рангони завязалась на базаре в Луго, где Спартак торговал плетенными из камыша корзинами, а Тоньино — зеленью и сезонными фруктами. Так уж получилось, что их места за рыночным прилавком оказались по соседству друг с другом, и в базарный день, когда выдавалась свободная минутка, они стали иногда перекидываться парой слов. Эти краткие беседы переросли в искренние дружеские отношения. Спартак, хоть и был на шесть лет моложе, обладал удивительной для его возраста внутренней зрелостью. Он был умен, честен и верен дружбе.

Тоньино, нелюдимый и замкнутый от природы, стал еще более угрюмым из-за перенесенного увечья, но в Спартаке обрел товарища, перед которым можно было излить душу. Друзья мало говорили о политике и никогда о женщинах: оба вели себя сдержанно на этот счет. Зато их объединяла любовь к земле.

— Знаешь, за что я не люблю свое ремесло? — рассуждал Тоньино. — Если не сумею все продать за один базарный день, я теряю и заработок, и товар. Он портится, и его приходится выбрасывать. Стало быть, я дважды в убытке. Всякий раз, как снимаю с дерева спелый персик, такой сочный и вкусный, у меня настроение пропадает: ведь если его с ходу не продать, он сгниет. Какой в этом смысл? Должен же быть способ его сохранить хотя бы на несколько дней. Понимаешь, что я имею в виду, Спартак?

— Кто же тебя может понять лучше, чем я? — горячо подхватывал Спартак. — Земля у нас плодородная, но мы не умеем использовать ее как следует. Мы очень отстали от других стран, и об этом приходится только сожалеть, потому что и у нас в Италии есть свои светлые головы.

Такие разговоры укрепляли объединявшее их чувство дружбы и взаимного уважения. Это привело к тому, что Спартак стал иногда приезжать в Котиньолу навестить Тоньино. Во время одного из своих визитов он случайно увидел Лену и сразу же влюбился в нее.

Он, конечно, ни словом не обмолвился об этом другу, а тот, в свою очередь, ничего не сказал о своей помолвке. Как-то Спартак рассказал, что его наняли помощником управляющего сельскохозяйственными угодьями графа Ардуино Сфорцы, а через некоторое время предложил и самому Тоньино работу в графском имении.

— Почему бы тебе тоже не приехать в Луго? — спросил он.

— Ты же сам понимаешь. Я, благодарение богу, могу работать на своей земле. Какой мне смысл идти на заработки к графу?

— Ты бы узнал много нового, научился бы кое-чему.

Тоньино долго колебался, размышляя о приглашении друга, спрашивая себя, сможет ли отец в одиночку, без его помощи, вытянуть на себе полевые работы. Окончательно отказаться от предложения Спартака, соблазнительного, но практически неосуществимого, его заставила женитьба. Отныне Лена занимала все его мысли.

По вечерам и в праздничные дни, вместо того, чтобы отправиться в кабачок, как все остальные крестьяне в селении, Тоньино оставался дома с женой, и она читала ему вслух отрывки из романов, порой спотыкаясь на незнакомом слове и спрашивая у него объяснений, которых он не в состоянии был дать, и поэтому купил подержанный толковый словарь. Они искали слова вместе, и в такие минуты Лена бросала на него взгляды, полные благодарности и какой-то особой нежности, словно восполняя отказ в других удовольствиях, которых он, впрочем, и не требовал. Между ними установились близкие, доверительные отношения и даже своего рода чувство сообщничества.

Тоньино знал, что настанет день, когда Лена раскроет ему свои объятия, и одного этого ему было достаточно. По крайней мере, он сам хотел в это верить, хотя в действительности глубоко страдал от навязанного самому себе воздержания, страдал так сильно, что временами ему начинало казаться, будто все знают о его несостоятельности как мужа и как мужчины. А ведь как было бы просто сделать ее своей. Тоньино понимал, что он в своем праве, но сознательно, пусть и с мучительным трудом, отказывался им воспользоваться. Переживаемые терзания привели его на грань нервного истощения, и первого же неловкого намека со стороны отца оказалось довольно, чтобы вызвать взрыв негодования.

А теперь и Лена вдруг заартачилась, как упрямый ослик, отказываясь следовать за ним.

— Почему ты не хочешь ехать? Назови мне хоть одну причину, одну-единственную, но уважительную! И тогда я немедленно отвезу тебя обратно домой и попрошу прощения у папы, — говорил он, тряся ее за плечи.

Лена не ответила. «Луна, разгонявшая мрак ночи, наверное, льет свой свет и на город Луго, где живет Спартак, — подумала она. — Что будет, если мы снова встретимся?» Не могло быть и речи о том, чтобы рассказать Тоньино о ее несостоявшейся любви. Лена никогда бы не позволила себе так его унизить. Она взглянула на мужа. Да, он непривлекателен, но зато он такой сильный, такой терпеливый и великодушный. Никто, кроме него, никогда не был с нею так добр и нежен.

Растроганная до слез, Лена тихонько провела рукой по его запавшей от старой раны щеке. Впервые за все время замужества она осмелилась его приласкать.

— Бедный Тоньино. Сколько вам приходится переносить из-за меня, — нежно прошептала она.

— Я не бедный, и твоя жалость мне не нужна, — рассердился Тоньино и резко оттолкнул ее, потому что робкая ласка Лены заставила его задрожать от волнения.

Лена вновь придвинулась к нему и обвила руками его шею. Ей казалось, что если она не отдастся мужу прямо здесь и сейчас, на пыльной проселочной дороге, то рано или поздно уступит Спартаку: ведь сама судьба как будто толкала их друг к другу. Приблизив лицо к лицу мужа, Лена поцеловала его. Она почувствовала, как он весь напрягся.

— Я хочу стать вам женой по-настоящему, — прошептала Лена.

В эту минуту Тоньино охватило безумное желание во все горло закричать от радости. Как было бы прекрасно в эту холодную октябрьскую ночь, прямо под звездным небом овладеть Леной и любить ее. Это было бы так просто и прекрасно, ведь он и сам только об этом и мечтал!

— Еще не время, — сурово произнес он вслух, безотчетно и смутно ощущая, что Лена чего-то недоговаривает. Тоньино слишком сильно ее любил и не хотел, чтобы какая-то тень омрачила их отношения.

— Почему? — обиделась Лена.

— Ты мне так и не сказала, что же тебе мешает поехать со мной в Луго, — упрямо напомнил Тоньино, отстраняясь от нее.