Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер Страница 24

Над рядами его воинов повисло гнетущее молчание. Наконец Вильгельм заговорил, и слова его, словно отлитые из свинца, тяжко падали в тишину, разбивая ее вдребезги.

– Клянусь величием Господа Бога нашего, я поступлю с этими негодяями так, как поступают с деревом, обрезая его ветви ножом!

Герцог так резко развернул жеребца, что тот присел на задние ноги; военные хитрости и уловки были отброшены за ненадобностью; его ярость передалась рыцарям. В атаку! В атаку! Надвратная башня будет взята штурмом и сожжена дотла, а те, кто оборонял ее, получат по заслугам. Военачальники смиренно посоветовали Вильгельму успокоиться и уже тогда принимать решение, однако он не пожелал их слушать. Герцог поклялся, что сравняет башню с землей или никогда более не поведет своих баронов в бой.

Бо́льшая часть воинов была с ним согласна; лишь немногие осмелились выступить против, опасаясь поражения и предлагая разработать более надежный план. Герцог отмел их возражения; выхватив из ножен меч, клинок которого заблистал на солнце, он проревел:

– Кто идет со мной? Говорите!

Ответом ему послужил многоголосый рев; Вильгельм улыбнулся, но Рауль услышал, как заскрежетали зубы герцога.

Об этой отчаянной схватке на мосту у Рауля остались самые смутные воспоминания. На головы осаждающих обрушились стрелы и копья; гарнизон замка отважился на вылазку, и завязалась жуткая рукопашная схватка, когда люди сходились лицом к лицу, упираясь друг в друга щитами, а потом, получив смертельную рану, с криками обрушивались в реку под мостом. С надвратной башни вниз летели камни и дротики; один такой снаряд угодил Раулю прямо в шлем, и он, оглушенный, повалился наземь, по-прежнему сжимая в руке окровавленный меч. В горячке боя по нему пробежали несколько человек; юноша с величайшим трудом встал, покрытый синяками и ранами, но живой, и начал расталкивать своих же товарищей, однако его подхватил людской водоворот.

Они подбежали к башне так быстро, что Рауль не успел опомниться. Сверху на них вновь обрушился град камней и копий. Но воины принесли к воротам таран, наспех изготовленный из срубленного дерева. Множество рук вцепилось в него; раздался глухой удар, когда комель^[20] врезался в огромные ворота, преграждавшие проход в город под аркой башни. Дверь долго не поддавалась; те, кто держал таран, задыхались, обливаясь потом. То и дело кого-нибудь находило копье, брошенное сверху; на место упавшего тут же вставали другие, и таран опять врезался в ворота. В конце концов дерево треснуло, и нормандские воины ворвались внутрь, под арку, тараном вышибли дверь поменьше, что вела уже в саму башню. Она пала под яростным натиском атакующих; вломившись в узкий пролом, воины прорубили себе путь наверх, по винтовой лестнице, поднимаясь все выше и выше, ступая прямо по телам своих же павших товарищей, пока не вытеснили защитников на верхнюю площадку и в караульное помещение.

Всего из башни выволокли тридцать человек, которых ждала месть герцога. Он приказал поджечь башню, и жители города в страхе разбежались по домам, а защитники замка смотрели, как все выше вздымаются клубы черного дыма и пламени.

К этому времени обоз герцога достиг Алансона, солдаты принялись устанавливать шатер Вильгельма и разбивать лагерь. Сам герцог стоял у входа на мост, безмолвный и страшный в своем гневе, глядя на приближающихся пленников. За спиной Вильгельма собрались его разгневанные военачальники. Забрызганными кровью руками он сжимал окровавленный меч. Опустив на него взгляд, быстрым, нетерпеливым движением протянул Раулю. Юноша тщательно вытер оружие и застыл в ожидании, держа клинок на весу, чтобы увидеть, что дальше намерен делать герцог.

Всех, кто уцелел из гарнизона, остриями копий подогнали к Вильгельму. Фитц-Осберн воскликнул:

– Не жалейте никого, монсеньор! Клянусь честью, люди, способные нанести подобное оскорбление, не заслуживают того, чтобы остаться в живых!

– Напротив, они останутся в живых, – возразил Вильгельм, – в некотором смысле. – Рауль, вытиравший кровь с клинка, прервал свое занятие и резко вскинул голову, недоумевающе глядя на герцога. – Как обрезают ветви дерева, – мстительно повторил Вильгельм, четко выговаривая слова. – Они останутся без рук и без ног, живыми свидетельствами моей мести, чтобы все их видели и ужасались, клянусь смертью!

Бароны негромким ворчанием выразили свое согласие; один же из пленников пронзительно вскрикнул от ужаса и рухнул на землю у ног герцога, умоляя его о пощаде. Рауль коснулся руки Вильгельма.

– Монсеньор, вы не можете так поступить! Любой другой – да, но только не вы! Не велите отрубать им руки и ноги одновременно; вы не можете искалечить их столь жестоким образом!

– Увидишь, – ответил Вильгельм.

– Отлично сказано, монсеньор! – провозгласил Фитц-Осберн. – Эти люди получат хороший урок и будут страшиться вашего гнева.

Пальцы Рауля судорожно сомкнулись на рукояти тяжелого меча. Окинув взглядом пленников, он увидел, что одни с вызовом смотрят на герцога, другие опускаются перед ним на колени; одни молчат, другие молят его о пощаде. Юноша вновь повернулся к Вильгельму.

– Ваша справедливость… – сказал он. – Ваше милосердие… куда они подевались?

– Тише, глупец! – прошипел ему на ухо Гилберт.

– Лучше убейте нас! Да, грозный господин, лучше прикажите просто убить нас! – пронзительно выкрикнул один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.

Рауль стряхнул с плеча руку Гилберта.

– Воздайте им по справедливости! – сказал он. – Такая жестокость не подобает вам, сеньор!

– Будь я проклят, а Хранитель-то оробел при мысли о маленьком кровопускании! – презрительно выкрикнул кто-то.

Рауль резко обернулся.

– Тебе я пущу кровь с легким сердцем, Ральф де Тони!

– Помолчи, Рауль! – гневно бросил герцог. – Клянусь Богом, я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты и никто другой не отвратит меня от этого. – Он подал знак воинам, охранявшим пленников.

Раздались крики отчаяния и мольбы о пощаде. Откуда-то появилась дубовая колода и ведро со смолой. Вот одного из сопротивляющихся пленников бросили на землю рядом с колодой и привязали к ней кисти его рук. Лезвие топора взметнулось и опустилось с тошнотворным стуком. Воздух зазвенел от пронзительного вопля, а стоящий рядом с Раулем Гилберт удовлетворенно крякнул.

Рауль вырвался из толпы зрителей, будучи не в силах наблюдать за казнью. На пути его оказался какой-то мужчина, вытянувший шею и пытающийся разглядеть происходящее поверх голов тех, кто стоял впереди. Рауль, оттолкнув его с такой силой, что тот полетел на землю, направился к шатру герцога.

Оказалось, он по-прежнему сжимает в руках меч Вильгельма. Несколько мгновений юноша тупо смотрел на оружие, после чего побелевшее лицо Рауля перекосилось и он с размаху зашвырнул меч в угол шатра. Снаружи донесся еще один пронзительный вопль, и Рауль почувствовал, как к его горлу подступила желчь; его едва не стошнило. Обессиленно опустившись на табуретку, юноша закрыл лицо руками.