Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер Страница 22

– Господи Иисусе, его непреклонность меня пугает! – заявил однажды Рожер де Бомон. – Что с нами будет? Признаюсь откровенно, я боюсь его. Да, боюсь, причем до дрожи. Он не похож ни на одного из тех, кого я знал. Устает ли он хоть когда-либо? Болит ли у него что-нибудь? Кровь Христова, может ли такое случиться, чтобы он не достиг цели? Мне начинает казаться, что нет, не может! Он неутомим.

Но они гордились им, мужчины, что сражались под его знаменем. Воинская доблесть была кратчайшим путем к нормандскому сердцу, и Вильгельм являл им чудеса мужества и героизма. Его люди похвалялись совершенными им подвигами, рассказывая, как он первым ворвался в брешь в крепостной стене Мелана, зарубив не менее троих рослых воинов в полном снаряжении. Или как он потерял свою личную охрану в ходе безумной погони по непроходимым лесам, и как после отчаянных поисков они нашли его в сопровождении четырех рыцарей, гонящего перед собой толпу пленников. Слава его росла и ширилась. Король Генрих с отеческой заботой предположил, что Вильгельм слишком часто рискует жизнью. Но замечания эти были похожи на глас вопиющего в пустыне. Воинственным герцогом овладел демон безрассудства.

Когда война закончилась и Мартель, огрызаясь, уполз обратно в свою нору, король Генрих, скрывая зависть под ласковой улыбкой, тепло поблагодарил Нормандца за помощь, рассыпавшись в цветистых похвалах, а на прощание даже по-братски обнял его. Не исключено, он уже догадывался о том, что Мартель замышляет отомстить удачливому юнцу, преподавшему ему столь жестокий урок, и потому охотно расточал Вильгельму улыбки. Они расстались, уверяя друг друга в вечной дружбе; француз отправился домой лелеять свою злобу; Нормандец же ускоренным маршем вернулся в свое герцогство, обнаружив его ликующим по поводу победоносного возвращения и вполне готовым смириться с правлением Вильгельма.

Слава о нем разошлась по всей Западной Европе. Владетели Гиени и Гаскони, даже испанские короли слали ему в дар великолепных жеребцов и панегирики, восхвалявшие его беспримерную воинскую доблесть и отвагу. Одна-единственная победоносная кампания сделала Бастарда Нормандии героем всей Европы.

На некоторое время в Нормандии воцарился мир, но Мартель был не из тех, кто легко забывает нанесенные ему обиды. Внезапно, безо всякого объявления войны, он нанес чувствительный удар по самой гордости Нормандии. Пройдя маршем Мен, Мартель захватил замок Домфрон, выстроенный герцогом Ричардом Добрым, расположил в нем часть своего войска и, перейдя границу Нормандии, осадил город Алансон на реке Сарте. Город не оказал сопротивления, замок – тоже. Мартель оставил в нем гарнизон, разорил и опустошил окрестные деревни и с торжеством вернулся домой, увозя многочисленную добычу.

На сей раз герцог Вильгельм не стал просить помощи у Франции. Оставив Алансон к востоку от себя, он сделал то, чего никто от него не ожидал, появившись под стенами Домфрона на неделю раньше, чем там рассчитывали его увидеть. Подобная стремительность потрясла гарнизон: воины, правда, сумели отправить гонца к своему графу, но с высоты скалистого обрыва тревожно наблюдали за тем, как герцог готовится к осаде.

Взять Домфрон штурмом было невозможно. Он стоял на вершине отвесной скалы, как будто хмуро и угрожающе глядя на долину Майенна, внушительный и неприступный. Гарнизон собрался с духом и заговорил о том, что скоро должен наступить тот день, когда к ним на помощь придет Мартель и снимет осаду.

Тем временем герцог обложил замок со всех сторон, развлекаясь тем, что перехватывал обозы, везущие провиант осажденным, и охотился в близлежащих лесах. Во время одной из таких экспедиций его отрезал от основных сил отряд, совершивший ради этого вылазку из замка.

– Предательство, будь я проклят! – вскричал Фитц-Осберн.

– Очень похоже, – согласился Вильгельм. – Но мы испытаем нашу силу на этих храбрых рыцарях.

Рожер де Монтгомери возразил:

– Однако, монсеньор, они превосходят нас числом пять к одному.

Ответом ему послужил вызывающий взгляд.

– Ха, да ты никак боишься их? – осведомился герцог. – Кто идет со мной?

– В случае вашего намерения атаковать, монсеньор, мы все последуем за вами, будьте уверены, – проворчал де Гурней. – Но, Богом клянусь, это безумие!

– Если мы не рассеем этот сброд, я не заслуживаю вашего доверия! – заявил Вильгельм и прямо в лесу послал коня галопом.

Они таки действительно рассеяли отряд из замка, напав на анжуйцев до того, как те сообразили, что происходит, и дрались с яростью, заставившей противника сначала отступить, а потом и обратиться в бегство. Они преследовали его до самого подножия замковой скалы.

– Ну что, Гуго, ты все еще считаешь, что это было безумие? – озорно поинтересовался герцог.

– Монсеньор, я совершенно уверен, в вас вселился сам дьявол, – откровенно ответил де Гурней.

– А я уверен в том, – негромко заметил Рауль, – что и граф Анжу придерживается такого же мнения. Он испуган и потому не спешит явиться сюда!

Но причина задержки Анжу объяснялась иными резонами. Однажды вечером герцогу донесли, что к ним галопом приближается войско, идущее под серебристо-голубым знаменем.

Герцог прищурился.

– Неель де Сен-Совер, – сказал он. – Что ж, – он перевел взгляд на Фитц-Осберна, – посмотрим, ошибся я в этом человеке или нет. Если он пришел с миром, приведи его ко мне, Гийом.

Фитц-Осберн, сгорая от любопытства, вышел наружу. Герцог же взглянул на Рауля.

– Мне нужен этот человек, – сказал он. – Посмотрим, сумею ли я завоевать его расположение.

Вскоре прозвучал хриплый рев рога, застучали копыта, а потом послышались голоса и звуки шагов.

Полог шатра был откинут в сторону; внутрь быстрым шагом вошел виконт Котантен, за плечами которого развевалась голубая мантия, и упал на колено перед герцогом, глядя тому прямо в глаза.

Вильгельм ответил ему тем же, несколько мгновений глядя на виконта и не произнося ни слова. Но вот он заговорил:

– И что далее, Главный Сокол?

– Я привел вам две сотни всадников из Пентьевра, – ответил Неель. – А сам я только что из Анжу.

– Что привело вас сюда, Неель Мятежник?

– Желание поквитаться с Мартелем, сеньор, – с легкой улыбкой отозвался Неель.

– Вот как! – сказал герцог. В глубине его глаз засверкали искорки, а уголки губ начали приподниматься.

– Сеньор, год назад я выступил против вас, о чем теперь сожалею и желаю исправить содеянное.

– И это вы повинны в том, что Мартель до сих пор не набросился на меня? – осведомился Вильгельм.

– Я, монсеньор. По-моему, мне удалось немного пощипать Анжу. А сейчас я пришел к вам, и моя жизнь в ваших руках.

Теперь уже и по губам герцога скользнула улыбка.

– Рядом со мной всегда найдется место такому человеку, как вы, Неель, – сказал он. – Примите мою благодарность: вы искупили свою вину. – Вильгельм перевел взгляд на сенешаля.