Вовлеченные в грех - Шерон Пейдж Страница 24

— Это не похоже на обычные качели, — заметила Энн и сильно покраснела, услышав громкий смех герцога. Наверное, она действительно говорила слишком… чопорно для куртизанки. Но это была правда. Качели шокировали ее, поскольку предназначались для занятий любовью и постоянно висели в хозяйской спальне его дома.

Нет, конечно, это не являлось его домом. Это был охотничий домик, предназначенный для бурных вечеринок. И ей следовало вести себя как безрассудно смелой любовнице.

Герцог взобрался на кровать, отодвинул створку балдахина, и вниз упала целая связка белых шелковых веревок. Они каким-то таинственным образом крепились к деревянной конструкции вверху. Когда герцог распутал их, Энн увидела сплетенное из веревок сиденье. Герцог толкнул качели, и они стали медленно раскачиваться над кроватью,

— Вы уверены, что эта штука не опасна?

В полумраке раздался тихий смех герцога. На туалетном столике горела свеча, отбрасывая на него золотистые блики.

— Да, любовь моя. Абсолютно безопасна. Во всяком случае я так слышал. Эту штуку повесили здесь давно, задолго до того, как я попал на войну. — Герцог задумчиво толкнул качели, и улыбка исчезла с его лица. — Я никогда ею не пользовался.

— Почему? — У герцога был встревоженный вид, и Энн хотелось знать почему.

— Я выбрал себе невесту, а это означало: больше никаких любовниц. В охотничьем домике никаких оргий, никаких куртизанок.

— Вы планировали жениться?

— Когда мужчина любит кого-то, ему не нужна другая женщина в постели, — ответил Девон.

Наверное, это было наивно с ее стороны, но Энн ему поверила. И все же что произошло? Почему он не женился, если влюбился? Кэт советовала ей никогда не задавать покровителю неудобных вопросов — естественно, никаких вопросов о любви — и никогда не совать нос в чужие дела. Джентльмену нужна любовница, которая всегда соглашается с ним, которая рассеивает его тревоги, а не провоцирует их.

Герцог, стоя на коленях на кровати, остановил качели, он был голым, и в этой наготе невероятно красивым.

Будучи девчонкой-сорванцом, Энн лазила по деревьям, гуляла вдоль скользких перил мостов, смело ездила верхом без седла. Годы, проведенные в борделе, истощили ее силы и сделали послушной. Сможет ли она залезть на эту сомнительную конструкцию и заняться любовью, не причинив вреда ни себе, ни герцогу?

— Я помогу тебе забраться, — предложил герцог. Всем своим видом он выражал такую оптимистичную надежду, что Энн поняла, она должна попробовать. Герцог галантно протянул ей руку, но и тогда размещение на качелях сопровождалось многочисленными визгами, замиранием сердца из-за страха падения и его тихим, хриплым от желания смехом.

Наверняка своим поведением она все портила самым чудовищным образом. Для него это должно быть фантазией. Энн знала, как важны для мужчин эротические фантазии. Если она продолжит визжать от страха, едва не падая с этих качелей, то все только испортит…

— Забирайся, — хрипло велел герцог, и голый зад Энн устроился на веревочном сиденье. Оно опустилось под тяжестью ее тела, и веревки приняли форму ее мягкого места. Они оказались удивительно нежными, а их прикосновение — неожиданно возбуждающим.

Ноги Энн коснулись кровати, и она осторожно оттолкнулась от нее. Герцог растянулся под ней, и Энн забыла дышать. Качели опустились так низко, что ее плоть коснулась живота герцога. Самое интимное место самым постыдным образом оказалось открытым для обозрения через дырки в сиденье.

Герцог поймал ее за бедра. От кипевшего в нем желания черты его лица обрели жесткость.

— Прими меня, ангел мой, покачайся на мне. Будь смелой, не сдерживай себя, делай так, как тебе хочется.

— Хорошо. — Раскачиваясь, Энн согнулась и потянулась вниз, едва не свалившись. — Ой! — испуганно воскликнула она.

— Сэриз?

— Все в порядке. — Энн, поерзав, вернулась на место. Она больше ощущала себя селедкой, попавшей в сеть, чем смелой дамой. — Вам придется… э-э… подержать себя. Я не могу дотянуться.

— А, намекаешь, что природа не слишком щедро одарила меня, да?

— Да нет же! — воскликнула Энн, испугавшись, что совершила ошибку. — Как раз наоборот, но моя рука не может дотянуться, пока не… — Тут Энн заметила, что герцог подмигнул ей. Правой рукой он обхватил свою плоть и поднял вверх всю ее поразительную длину. Он проник в ее тело, полностью заполнив собой. Боже мой, вот уж действительно захватывающее ощущение, когда он внутри, когда ты покачиваешься на нем, почти не касаясь, за исключением того места, где его плоть глубоко проникает в твое тело.

Герцог мягко толкнул ее, заставляя качаться на нем, и его восхитительно красивое лицо исказила гримаса страдания.

— Жаль, что я не вижу тебя. Мне хочется видеть, как ты покачиваешься, видеть свою плоть внутри тебя. Черт, я хочу видеть твое лицо, когда доставляю тебе удовольствие.

Энн не хотела, чтобы это напоминало герцогу о его слепоте.

— Как мне хочется видеть вас, но у меня закрыты глаза, — подыграла она и, услышав молчание в ответ, затаила дыхание.

Но герцог тихо засмеялся и толкнул качели, вращая ее и раскачивая из стороны в сторону. Внутри Энн взорвались ощущения такой силы, что она почти отпустила веревки. Потом она открыла глаза и увидела себя в большом зеркале.

Дикарка, парящая на качелях из белых шелковых веревок, с растрепанными волосами. С набухшей грудью и с раскрасневшимися щеками. Между ячейками сиденья протиснулась кожа ее ягодиц.