Музыка ночи - Рут Уинд Страница 22

Блю высадил Элли, обустроил Пай и направился в оранжереи, чтобы окунуться в цифры, образцы и описания и таким образом подавить смутное чувство печали, которое охватило его при виде фотографий. Он больше не вернется на чердак Роузмэри.

И дело было не только в снимке его жены Энни, это горестное ощущение пришло к нему и из-за Мейбл с ее печальной историей, из-за Маркуса, Джеймса, Бобби Мейкписа и всех тех юных парней, таких веселых и полных жизни, которую у многих из них отняли, и из-за мыслей о брате и о том, как быстро летит время и как мало радости он всегда получал.

Блю не понимал, как Элли выносит это, все время окунаясь в чужое прошлое. Он перерезал бы себе вены, если бы ему пришлось заниматься такими вещами.

Услышав шум ее автомобиля на дороге, он подошел к двери, наполовину прячась в тень, чтобы увидеть, в каком она состоянии после целого дня, полного грустных историй Он наблюдал, как она вышла из машины и немедленно выпустила Эйприл побегать. На этот раз они отправились по дороге, ведущей в город, и Эйприл все время подпрыгивала, чтобы лизнуть пальцы хозяйки, а Элли постоянно останавливалась, чтобы понюхать розы. Ей нравились цветы. Она прикасалась к ним, проводила ладонью по веткам.

Он подумал о том, чтобы привести ее сюда, в оранжерею, в этот мир, который он создал из своего горя, но потом чтото заставило его смутиться от этой мысли. Было достаточно наблюдать за ней и за собакой, такими счастливыми в этот влажный вечер, занятыми такой чепухой, как прогулка по дороге мимо зарослей цветущих диких роз.

Блю опустил голову и вернулся назад, к привычному уюту описаний и видимых результатов, в мир цветов, которые цвели задолго до того, как на земле появился человек, и будут цвести еще долго после того, как он исчезнет.

Клуб книголюбов Пайн-Бенда собирался каждый четверг вечером, в течение уже шести лет, увеличив количество своих членов с пяти до почти двадцати, хотя редко бывало, чтобы они все собирались вместе. Правила были просты: каждая участница по очереди имела возможность предложить какую-то книгу, и они читали по книге в неделю. Никаких определенных направлений в литературе. Роузмэри настояла на том, что это не имеет значения, поэтому они читали все подряд: детективы, классику, любовные романы и даже фэнтэзи иногда. В группе не было больших любительниц научной фантастики, хотя они прочли пару и таких книг, и никто не любил ужастики. Роузмэри считала, что присутствие мужчин в клубе нарушило бы этот баланс, и даже обвинение в феминизме ее бы не огорчило. Только женщины. Во времена ее мамы женщины собирались за шитьем и для благотворительных обедов. Книги, по ее мнению, были поводом ничуть не хуже.

Конни прибыла в шесть тридцать, запыхавшись, как всегда.

— Роузмэри, ты должна попробовать вот это.

Она сняла бумагу с подноса с закусками и взяла из середины огромную черную маслину, протягивая ее Роузмэри пальцами с длинными ярко-красными ногтями. Роузмэри покорно взяла угощение.

— Ну, здесь просто мягкий сыр в середине. Что в этом такого необычного?

Конни взяла еще штучку и положила ее в рот.

— Я никогда раньше не думала, что можно так приготовить. Это чудесно!

Она закрыла глаза, смакуя деликатес, и Роузмэри в миллионный раз подумала, какая жалость, что Конни Юинг ни с кем даже не встречается. Высокая и пышногрудая, она все еще была красавицей. У нее продолговатые голубые глаза и хорошенький ротик. Каждый второй мужчина в городе вожделел к ней с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, и она вырастила такую грудь, да еще вдобавок длинные ноги, но Конни в шестнадцать лет отдала сердце парню, которого потом забрал у нее Вьетнам, вот и все. Ну, кроме ее мужа Джорджа, но если подумать, то с ним в общем-то не сложилось.

— И что же ты сегодня изменила? — спросила Роузмэри.

— А! — Конни поставила поднос на стол и обернулась, горделиво выпрямившись. — Я переменила свой цвет. Что скажешь?

— Какой цвет?

— Макияжа, глупая. А то я, кажется, смущала собственную дочь. — Она печально улыбнулась Роузмэри. — Я просто сделала все посветлее, добавила коричневый оттенок.

— Тебе идет, — искренне сказала она. — У тебя хорошая кожа. — Они расставляли складные стулья. — А где сегодня Шона?

Конни махнула рукой.

— Опять где-то с этой Кики. Я ее теперь почти не вижу.

— Привыкай, милая. Остался всего год до выпуска.

— Да уж.

Пришла сестра Роузмэри, Флоренс, и принесла бутылку воды и тарелку печенья с отрубями. Она целый год уже сидела на диете и потеряла почти пятьдесят фунтов, вплотную приблизившись к своему подростковому весу. Сразу за ней явились еще двое членов клуба — миссис Нэнс, библиотекарь, и Лайнет Коул, женщина средних лет с русыми волосами и в очках с толстыми стеклами. Они поставили свои тарелки на стол и стали болтать, а через несколько минут пришли еще двое.

Первой была Элли Коннор, биограф. А второй — жена Маркуса Уильямса, Алиша, со своими косами до пояса и костлявыми ногами. Конечно, они явились вместе, подумала Роузмэри. Алиша, наверное, предложила подвезти Элли, когда узнала, что та собирается прийти.

И все равно это раздражало. Алиша. Всегда Алиша. Она приехала в город однажды летом, чтобы присмотреть за своей бабушкой, познакомилась с Маркусом и поставила себе задачу сделать его своим мужем. Что казалось бы совсем нормальным, если бы она не была слишком молода для него и он бы не выглядел тогда дураком, веселясь повсюду с девчонкой, которая годилась ему в дочери. А потом она родила этих детишек — бах, бах! — как нечего делать. А Роузмэри потребовалось семь лет, и выкидышей столько, что не хотелось и вспоминать, прежде чем получился Брэндон.