Запутанные отношения - Татьяна Алюшина

Дверь его квартиры была открыта, и оттуда доносилось Мотино безостановочное тявканье на грани собачьей истерики, приближающейся к сердечному приступу, и чей-то неизвестный и недовольный голос.

Из Сониного сбивчивого и торопливого объяснения по телефону он так и не понял, что именно произошло:

– Па, дома что-то стряслось. Мы с Максом приехать не можем, мы же у Гарика, на даче. Я бы тебя не дергала, но Валентина в панике! Понимаешь?

И дочь выдержала многозначительную паузу после такого заявления.

Уж как не понять!

Если Валентина в панике, значит, случилось нечто выдающееся! Сильно выдающееся из всяких рядов!

Чертыхнувшись про себя, он отложил всегда непреодолимо важные дела, задвинул совещание и поехал разбираться с происшествием, ввергшим боевую домработницу в панику.

Кирилл осторожно, не создавая шума, поставил портфель у двери, освобождая на всякий непредвиденный вариант развития событий руки, мимолетно пожалел рубашку и запонки, тут же ругнул себя за неожиданное жлобство, открыл дверь пошире, морально готовясь увидеть все что угодно, и неслышно шагнул через порог.

Ну, к данной ситуации он никак не мог себя подготовить – ни морально, никак. Поскольку для начала ее надо было предположить, а сие стремительно приближалось к популярной некогда программе «Очевидное – невероятное».

По коридору, согнувшись пополам, прямехонько на него пятилась девушка. Правда, всей ее как таковой не было видно. Зато отчетливо прекрасно на Кирилла Степановича надвигался женский задик, снабженный офигенно длинными ножками и изумительной красоты точеными лодыжками.

Обладательница всего этого сноровисто собирала тряпкой воду с темного элитного итальянского паркета, выжимала резкими движениями рук в стоящий рядом с правой ногой таз, шлепала орудие производства на пол, сдвигалась еще на один шаг к входной двери, то есть на Кирилла, подтягивала за собой таз, попутно отчитывая заходившуюся в припадке псину.

Мотя, носящая величавое полное имя Матильда, являлась наихилейшим, каким только возможно, йоркширом – мелкая, даже для этой карманной породы, в голых проплешинах на тельце, категорически не зараставших шерстью, невзирая ни на какое лечение, впустую потраченные дорогущие препараты и Сонькино терпение вкупе с любовью. Собственно, дочь-то и притащила домой это несчастье, найдя его на помойке возле школы.

Первые несколько дней Мотя тряслась не переставая и так же, без остановки, пищала и впадала в коллапс с перепугу, если Соня спускала псину с рук. Но довольно быстро освоилась, уверившись в безопасности новой сытой-холеной жизни, делая явные «предъявы» на особое к себе отношение, научилась совершенно мерзко лаять, чем доводила Кирилла до кровожадных мыслей и подозрения относительно моральной вменяемости ее предыдущих хозяев.

В данный момент это недоразумение стояло на высоком стуле у барной стойки в кухне, откуда просматривался весь коридор до входной двери, пучило глаза на неизвестную поломойку, тряслось всем тельцем и припадочно визжало на высокой ноте с одинаковыми интервалами между звуками – тяв-тяв-тяв, что означало: спасите, помогите, SOS, умираю!!

– Животное, заткнулось бы ты, – не отрываясь от основного занятия, разговаривала с Мотей неизвестная. – Тебя даже собакой назвать нельзя, так, чих природы! Божья ошибка и недогляд! Да еще одарил же премерзейшим лаем, а! Если ты хозяев такими вот звуками потчуешь, то большой вопрос, как тебя за это до сих пор не удавили. Хотя, судя по твоему задрипанному виду, оные попытки предпринимались. Ты бы призадумалась, огрызок!

Кирилл улыбнулся, соглашаясь с утверждениями незнакомки на все сто! Он-то не раз грозился Соньке выкинуть Мотю в окно за такие звуки. Хорошо хоть закатывались концерты редко, а то не удержался бы! Но с недавних пор Мотя благоговела перед хозяином, который спас ее от верной смерти, выхватив из-под падающего стула, грозившего стать для собаки гильотиной. По мелкости и затрапезности экстерьера жизнь псины была полна тягот и борьбы за выживание, а посему умищем та обладала незаурядным. Так что, оценив спасение своей жизни по самому высокому баллу, слушала хозяина беспрекословно, и меж ними наступил мир и полное понимание.

Но нынче Матильда была в ударе, а выносить издаваемые ею звуки никакое человеческое терпение не способно. Но Кирилл поймал себя на том, что не прекращает «арию», отдав команду, более того, улыбается, слушая комментарии барышни, и с превеликим удовольствием рассматривает ножки и попку, туго обтянутую легкими льняными бриджиками, открывающими во всей красе идеальные икры и лодыжки.

Тело в рассматривании принимало весьма даже активное участие.

Он одобрительно хмыкнул про себя нечто очень мужское – что-то про реакцию тела, про женские формы в целом и про данную женскую форму, пятившуюся на него, в частности. И тут же одернул за неуместное проявление мужских инстинктов.

Хотя…

Когда это они – инстинкты, то бишь – уместно проявлялись? Что хотят, то и воротят!

Но, к делу!

– Мотя, цыц!! – рявкнул господин Бойцов.

Та заткнулась в сей момент, уселась на задние лапы и с обожанием уставилась на хозяина, выражая всем своим видом ожидание торжества справедливости и выдворения из владений чужого человека.

Девушка, услышав резкую, громкую команду, подскочила от неожиданности, развернулась на звук и испуганно уставилась на Кирилла.

Тот… засмотрелся на грудь барышни. Вопрос о форме и размере этой части тела мягко возник во время просмотра тылов незнакомки в русле все того же потакания здоровым мужским – охо-хо! – инстинктам.

Оценка качества женской груди заняла пару секунд и была прервана внутренним окриком претендующего на интеллигентность разума. Хозяин квартиры переместил взгляд на лицо изучаемого объекта.

– Что здесь происходит? – начальственным, требовательным тоном поинтересовался Кирилл.

Начальственным до глубины, с вдохновением и огоньком, а потому что рассердился на себя за неуместное и откровенное рассматривание девушки. На незнакомку тоже разозлился – ну, еще бы! – демонстрирует тут формы, попки, груди!

И тут Бойцов ее узнал!

«Так! Что за дела?!» – наслоился на раздражение вопрос, следом за которым пришло разочарование.

Минуту назад Кирилл чувствовал нечто легкое, искрящееся в том, как улыбается, слушая ее разговоры с Мотей, рассматривает с удовольствием и глубоким одобрением формы, поругивает себя за эти рассматривания и все мужское, недремлющее – лето, солнце, немного хулиганства, искры!

Узнавание – и все изменилось!

Потухло, испортилось, став банально циничным. А потому что влет, сразу предположил, что она его разыскала с определенной целью. Естественное, между прочим, предположение!