Полуночные признания - Кэндис Проктор Страница 21

– Конечно. – Намочив ткань спиртом, она сильно прижала ее к надрезу в боку. От боли майор резко выдохнул. – Зачем им это, когда женщинам разрешается быть только домохозяйками?

– Тогда где вы учились? В Париже?

Резко выпрямившись, Эммануэль отвернулась.

– Я всегда хотела вернуться туда, – произнесла она, убирая спирт в шкафчик, и достала бинты и искривленные иглы, которыми обычно зашивала раны.

– Но вы так и не получили образование?

– Нет.

– Почему?

Эммануэль опустила бинты в воду, после чего встала перед ним с шелковой нитью в руке.

– Не понимаю, какое вам до этого дело, майор.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

– Генри Сантер убит. А вы были с ним в тот вечер.

Эммануэль снова наклонилась над его раной, чтобы соединить края пореза свободной рукой.

– Именно поэтому вы интересуетесь мной, месье?

– Да.

Не предупредив его, Эммануэль с силой проткнула иглой кожу и почувствовала, как он вздрогнул.

– Думаю, это доставляет вам удовольствие, – произнес Зак. – И вы не ответили на мой вопрос.

Эммануэль сосредоточилась на зашивании раны. Во время работы ее бедро с силой нажимало на его ногу. Через синюю ткань формы она ощущала силу его мышц и тепло. Это отвлекало ее внимание и смущало, так что приходилось прилагать усилия, чтобы не потерять самообладание.

– Вы очень много спрашиваете.

– Где же вы учились медицине?

Она пожала плечами:

– Официально в медицинскую школу зачисляют только мужчин. Но тот, кто способен заплатить профессору двадцать долларов за курс, может присутствовать на этих лекциях. – Она сделала маленький узелок на конце нити и отрезала ее. – Даже женщины. – Она протянула руку за чистым бинтом. – Хотя я узнала значительно больше от своего отца и Генри Сантера, чем в лекционном зале.

– И еще от мужа.

– Оставим это, – холодно бросила она и приложила сложенную в несколько раз чистую ткань к его ране.

– Довольно необычно, – произнес Зак, – что представитель такой состоятельной семьи стал доктором.

– В этом нет ничего особенного. – Она начала бинтовать его грудь. – Есть доктора и среди других плантаторов.

– Но де Бове не только плантаторы.

Эммануэль пожала плечами:

– Филипп был четвертым сыном. Он никогда не надеялся что-либо унаследовать. – Завязав кончики бинта, она выпрямилась. – Как оказалось, он был прав.

На фоне золотистой кожи, которую можно встретить у потомков жителей Средиземноморья, повязка просто сияла белизной. Зак сидел на краю стола, свободно свесив руки; его обнаженная грудь слегка поднималась придыхании. Эммануэль снова почувствовала неловкость от того, что они наедине, и от этого странного, запретного влечения к мужскому телу.

– Как вы думаете, кто мог использовать арбалет? – тихо спросил он.

Вопрос был задан так внезапно, что Эммануэль сделала шаг назад и глубоко вдохнула.

– Месье?

– Это необычное оружие, – сказал он достаточно дружелюбно. – Тем не менее, вы стразу определили стрелу из арбалета. Даже при том, что она была маленькой и с серебряным наконечником.

Нет смысла отрицать это, подумала Эммануэль, но и правду сказать невозможно, или по крайней мере всю правду. Она молча смотрела, как майор взял рубашку и, морщась от боли, стал натягивать ее на себя. Он делал это медленно и неловко, поскольку рана была болезненной. Если бы перед ней был кто-то другой, она бы помогла ему одеться. Но сейчас Эммануэль не двинулась с места.

– Филипп… – наконец произнесла она, сжав пальцами черную ткань юбки, – Филипп часто охотился с арбалетом. Это… было ему интересно.

Его брови сошлись, образуя вертикальную складку.

– Ваш муж?

– Да.

Майор перестал застегивать мундир и выпрямился.

– Вы уверены, что он мертв?

Это прозвучало как будто случайно, но Эммануэль словно ударили, наполнив страхом и целым вихрем предположений. Как часто она снова и снова спрашивала себя: «Кто?» В глубине души она была уверена, что Генри убили по ошибке, что целились в нее, – иона долго думала: кому она встала на пути? И вот теперь возникла ужасающая мысль, что Филипп…

Но он мертв.

Эммануэль наклонилась, чтобы поднять ножны майора-янки. Они чуть поблескивали в свете, угрожающие и смертоносные.

– Если вы спросите, видела ли я тело, то я отвечу, что нет. Вам следует поговорить с теми янки, что воевали в Байу-Креве. Это они убили его. – Она взяла саблю.

Ее взгляд был пронизан презрением к этому человеку, его форме и должности. Ненависть прозвучала и в ее голосе, когда она произнесла: – Они его и похоронили.