На всю жизнь - Хизер Грэм Страница 21

Но Деррик отчасти был даже рад таким взглядам своей жены. Он тоже не хотел иметь детей, так как был твердо убежден, что дети никогда не разделяют образа жизни своих родителей и всегда обманывают их ожидания. К тому же, не испытывая особой любви к домашним животным, он и в этом убеждении вполне поддерживал жену.

Джуди же, не уделяя лишнего времени семье или работе, посвятила себя сохранению мягкости и эластичности своей кожи, уделяя ей такое пристальное внимание, которым не могла похвастаться ни одна из ее подружек. Она любила теннис и летние солнечные дни и соблюдала какую-то особую, только ей известную диету, тщательно оберегаемую от любопытства посторонних.

Джуди наслаждалась жизнью в Калифорнии. И Деррику временами казалось, что Калифорния была специально создана для Джуди.

Деррик сошел с тренажера и, прихватив полотенце, остановился напротив дверей спальни, в которой, лениво потягивая из чашечки жасминовый чай и не спеша перелистывая страницы модного журнала, в большом мягком кресле непринужденно расположилась Джуди. Она медленно подняла голову и, искоса посмотрев на мужа, произнесла:

— С тебя капает, как с мокрой собаки.

— Неужели?

— Ну да. Ты же толстый, потому и потеешь не в меру.

— Неправда. У меня всего несколько лишних фунтов веса.

Джуди насмешливо улыбнулась и махнула рукой в сторону ванной.

— Иди прими душ.

— Сейчас. Только выпью чайку.

Она мягко вздохнула и подала мужу чашку. Деррик отхлебнул глоток горячего терпкого напитка и поморщился:

— Фу, он без сахара.

— Но тебе сейчас вреден сахар.

— Мне вреден жир.

— После того как ты целый час занимался на тренажере, тебе нельзя ни сахара, ни жира. Уж поверь мне. А чай — это то, что придаст тебе бодрости. Впрочем, если тебе не нравится, можешь не пить.

— Но я хочу пить.

— Ты просто как маленький ребенок, — улыбнулась Джуди. — Эта встреча так привлекает тебя, что ты не можешь думать ни о чем другом.

— Это правда. Так хочется поиграть на сцене. Здесь — совсем не то. Здесь я сочиняю глупые песенки для рекламы. А во Флориде я выступлю по-настоящему.

— Вы, ребятки, скорее всего облажаетесь там по-черному.

— Спасибо за комплимент.

— Я лишь смотрю на вещи реально.

— О да, ты у нас известная реалистка.

Джуди снисходительно похлопала его по плечу и улыбнулась. Она не хотела спорить. Потому что любила мужа. Избытком оптимизма Джуди никогда не страдала. Муж просто нравился ей таким, какой он есть. И Деррик знал это. Он наклонился и нежно поцеловал ее в лоб.

— Иди в душ, — повторила она.

— Слушаюсь, — ответил Деррик и по-военному резко повернулся на каблуках. — Я в восторге оттого, что мы снова встречаемся, собираемся вместе. А ты разве нет?

Дверь в ванную закрылась. Деррик и не ждал ответа. Джуди поднялась из кресла и бросила журнал на низенький столик.

— А уж как я-то жду этой встречи. Конечно же, я в восторге, — пробормотала она, криво усмехнувшись. — Я в таком долбаном восторге — того и гляди обмочу штаны!

Джордан стоял у окна своей комнаты и смотрел в сторону гостевого домика. Настроение было не из приятных. Как и десять лет назад, его мучило какое-то непонятное волнение. Все было слишком похоже на прошлое, все смутными штрихами повторяло его черты: и домик, и сад, и лунная тревожная ночь.

За спиной раздался шорох, и женские руки легли ему на плечи.

— Послушай, — нежно прошептала она, — ведь я скоро уезжаю.

— Я знаю, — тихо ответил он, не поворачивая головы.

Тара ласково прижалась к Джордану, и он спиной почувствовал приятную прохладу ее лица. И уже другое, светлое и горячее, волнение охватило его душу. Он обернулся и сжал ее в своих объятиях.

Какое-то непостижимое, необычное чувство наполняло его. В глубине его сердца билось и трепетало прошлое. Это оно заставляло его ощущать, почти физически чувствовать незримое присутствие другой, давно оставившей его женщины. Женщины, которая выбежала из его жизни, как из объятого огнем сада, торопливо стуча тонкими подкашивающимися каблучками и захлопнув на ходу высокую железную калитку.

Сколько раз Джордан убеждал себя, что Тара прекрасна, что именно она нужна ему сейчас и никто другой не способен заменить ее в его жизни. Заботливая, ласковая, красивая и стройная, она двигалась мягко, no-кошачьи, с непередаваемой грацией легких движений. Ее упругие горячие губы прикасались к нему трепещущими, обжигающими поцелуями, а ее страсть темным колдовским огнем проникала в его взволнованную грудь, заставляя тянуться к ней, откликаться на ее жгучий, завлекающий вызов. Она отдавала столько же, сколько брала.

Джордан шептал ей нежные слова, пока его руки снимали с нее лифчик и трусики желтого бикини.

— Джордан, давай прямо здесь, на полу… — бормотала она.

— Нет, на кровати, — возражал он.

— На полу, сейчас, здесь…

— На кровати, — настаивал он, и ему хотелось смеяться. — Пол слишком жесток для моей спины.

Тара согласилась, и они стали медленно перемещаться в сторону кровати. А Джордан все более уходил в глубину своих воспоминаний.

Он помнил комнату Кэти. Они всегда занимались любовью именно в ней. И эта комната стала их святилищем. Прошлое таилось в ней в каждом углу, в каждой складке ее покрывал. Как-то они принесли сюда маленьких дочек, и, пока крошки тихо лежали между ними на кровати, Джордан и Кэти, оглядываясь вокруг, восхищались уютом, созданным их руками.

Тара между тем становилась все нежнее. Ее пальцы судорожно блуждали по его спине, поцелуи, словно раздуваемые ветром угли, с каждым мгновением все более обжигали его кожу. Страсть затягивала его. Он ласкал, целовал ее тело, слушал ее томные стоны… И думал о бывшей жене…

Тело Кэти было прекрасно. Стройное, подтянутое, словно выточенное из мрамора гениальным античным ваятелем. Лишь два маленьких шрамика тоненькими ниточками тянулись от лобка к пупку. Но они не причиняли Кэти боли и не беспокоили ее. Получив их при рождении дочерей, она иногда дразнила Джордана, уверяя, что если бы они решились иметь больше детей, то она предпочла бы четное число шрамов нечетному. На что он всегда отвечал, что ему дороги и эти два шрама, ведь маленькое несовершенство всегда особенно ярко подчеркивает большую красоту.

Как любил Джордан тело своей жены! Высокое, изящное, с упругой, совершенной по красоте грудью, сосочки которой слегка потемнели после рождения дочерей и приобрели от этого какой-то особый, изумительный темно-розовый оттенок. Да, тело Кэти было проявлением ее необыкновенной красоты. Так же, как и лицо. Джордану почему-то всегда казалось, что эта красота связана не только с внешней привлекательностью Кэти, а каким-то непостижимым образом заполняет все ее существо, смутно проблескивая в малейшем движении рук, нечаянном выражении глаз, тонком изгибе губ.