Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева Страница 20

Ольга немедленно рухнула наземь, грудью на кочку. Показалось,что-то оборвалось внутри, но она не чувствовала боли, только страх. Кто-тогромко застонал неподалеку. Ольга посмотрела – женщина, беременная! Двое мужчинподскочили к ней, подхватили под руки, повлекли вперед, но потом, когда сверхуснова застрочил пулемет «Юнкерса», они все втроем упали. И снова вскочили,пустились в бег, и снова упали…

«А ребенок? – с ужасом подумала Ольга. – Ему же больно накочки! Ему же больно!»

И тут же забыла обо всем, когда новая пулеметная очередьпрочертила дорожку почти под ногами. Рухнула, вскочила, побежала, рухнула,вскочила, побежала…

«Юнкерсы» гнали людей по полю. Кто-то падал и уже неподнимался…

– Сюда! Сюда! – раздались крики, и Ольга повернулась наголоса, тряся головой, пытаясь избавиться от звона в ушах и разогнать кровавуюмглу в глазах.

Боже мой, дома! Деревенские дома вокруг! Как они тутоказались? Да, кажется, километрах в пяти от завода находится деревня Дубёнки.Неужели туда прибежали? А чуть ли не рядом с каждым домом торчат направленные внебо стволы зениток…

– Заходите в дома! Прячьтесь! – раздавались голоса со всехсторон.

Ольга влетела в какой-то палисадник, прогрохотала по крыльцу,ворвалась в темные сени. Немедленно за ее спиной захлопнулась дверь, тяжелолязгнул, входя в пазы, засов, и Ольга вдруг затряслась от истерического хохота,осела на пол, привалилась к стене. Было невыносимо смешно, что хозяева такнакрепко заперли дверь, словно боятся, что бомбардировщик в нее влетит. А он жев небе! А он же огромный! А он же сразу раздавит и этот дом, и соседний, и ещенесколько, если вздумает влететь в дверь!

И тут Ольга подавилась смехом. Такого грохота она еще неслышала. Залп! Залп!

Зажала уши, скорчилась, почти теряя сознание от страха…

Да кончится ли это когда-нибудь? Кончится ли когда-нибудьвойна? Неужели еще несколько лет придется сидеть вот так, спрятав голову вколенях, и ждать, пока закончится налет?!

– Девонька, эй, отомри… – Мягкий женский голос показалсянеожиданно громким.

Ольга с трудом разогнулась, подняла голову. Бабуля сморщинистым, «печеным» личиком смотрела на нее слезящимися глазами.

– Улетели, ироды. Слышишь, какая тишина? Все кончилось.Хочешь, я тебе молочка налью и хлебца дам? Поешь, легче станет.

У Ольги спазмом скрутило желудок при одном только упоминаниио еде. Слабо покачала головой:

– Нет, спасибо. Я не смогу сейчас есть. Все кончилось, выговорите? Можно уходить?

– Ну иди, коли силы есть, – кивнула бабка. – Охти мне,охтеньки, да ты на ноги свои посмотри!

Ольга приподняла подол. Да, вот уж правда – охти, да еще иохтеньки… Чулки разодраны в клочья, колени в крови и грязи. Разбила, когдападала. И даже боли не чувствовала, только теперь защипало. И ребра как заныли!Не сломала ли?

– А ну садись! – засуетилась бабуля. – Снимай эту рванину,сейчас замоем раны твои, завяжем.

– Ничего, – махнула рукой Ольга, стискивая зубы – так вдругзасаднило разбитые колени, что кричать хотелось. – Я дома все сделаю, промою, яведь медработник.

– А коли ты медработник, то знаешь, что нельзя так идти.Мало ли какая зараза могла попасть! Садись, живенько садись, у меня, конечно,лекарств никаких нет, но я твои коленки ромашковым отваром с тысячелистникомпромою, он у меня всегда наготове, для желудка, а заодно и тебе сгодится. Апотом завяжу чистенькими тряпочками. Домой придешь – по-своему сделаешь, еслизахочешь, а лучше до завтра не трогай. Я ведь и пошепчу, оно, глядишь, поможетне хуже какой-нибудь мази…

И не успела Ольга глазом моргнуть, как она уже сидела босаяна одном табурете, уложив ноги на другой, а хозяйка обмывала ее израненныеколени. Никакого шепота Ольга не слышала, но, может быть, что-то значило этобеззвучное шевеление сухих старушечьих губ? Может быть, шелест, которыйиздавали они, обладал целительным действием? Странным образом даже ребра ломитьперестало. Наконец исстрадавшиеся колени были обмыты, обмотаны белыми узкимиполосами ткани, а на ноги бабулька натянула Ольге застиранные,штопаные-перештопаные чулки.

– Ты прости, кабы были чулочки поновей, я б тебе отдала, нежалея, но у меня новые на обряжанье приготовлены, оттуда не возьму, приметазлая, – пояснила она. – Ничего, эти чистенькие, носи на здоровье.

– Ой, спасибо большое, – бормотала Ольга, разглядывая своиколени, ставшие толстыми и неуклюжими. Идти враскоряку придется. Ужас.

Хотя, если вспомнить, что было на том поле, то не ужас, апросто ничто. Суета сует.

– Спасибо большое, я вам чулки привезу, обязательно привезу.Завтра же! А может быть… – Она сунула руку в карман и покраснела от неловкости.– У меня денег не очень много с собой, но хоть что-то… возьмете? Возьмите,пожалуйста!

– И говорить такое не стыдно? – покачала головой хозяйка. –Сама не знаешь, что молотишь.

– Простите, – кивнула Ольга. – И правда не знаю. Проститеменя, не сердитесь, ради бога!

– Ну ладно, коли бога вспомнила, так и быть, прощу, –смягчилась бабуля. – Чулки себе оставь. Положи в комод, и пусть лежат. Небосьместа не пролежат! Пока они у тебя в комоде будут, ты всегда домой вернешься.Где бы ни была и что бы с тобой ни случалось. А станешь через два года замужвыходить, поноси их немножко перед тем, как в постель с мужем ляжешь. И дочкето же накажи либо невестке. И внучке. Тогда детей здоровых нарожаете. Ну авыбросишь чулки или кто другой их выбросит – тут уж не знаю, тут уж как господьраспорядится! – развела она руками.

Ольга слушала как зачарованная, расширив глаза. Она выйдетзамуж через два года? А за кого? И у нее будет дочь или сын, а потом и внучка?А как она их назовет?

Бледный сумрак вдруг заклубился перед мысленным взором, и изнего выступило слабо различимое мужское лицо… темные глаза… Нет, не разглядеть…И детское личико, которое мелькнуло с ним рядом, тоже не разглядеть!

– Ладно, ладно, ишь, заслушалась, – усмехнулась старушка, иОльга очнулась, моргнула. Морок пропал. – Теперь ты мне чего-нибудь расскажи.Ты сама откуда, с Лензавода, что ли? Там, наверное, ужасти ужасные, всеповзрывалось?

– Нет, я не с завода. Я из города приехала, хотела на заводработать устроиться, а тут…