Письма к тайной возлюбленной - Тони Блейк Страница 19

После чего он как будто потерял к ней всякий интерес, побрел вниз мимо деревьев и вскоре скрылся из виду. Какое-то время еще было слышно, как он шуршит ветками кустарника, а потом единственными звуками стало щебетание какой-то пташки.

— Ну вот, он ушел, — сказал Роб, наконец. — Может, теперь ты разожмешь свою смертельную хватку? Ты мне всю кровь перекрыла.

— Ой! — тихо вскрикнула она, выпуская его запястье.

Он не ожидал, что она окажется такой сильной. После ее прикосновения его кожу начало покалывать, но теперь к его кисти снова стала поступать кровь.

— Есть такое правило, — проговорил он. — Если ты пятишься от медведя, а он продолжает на тебя идти, то полагается бросить какой-нибудь яркий предмет, который отвлечет его внимание. И, похоже, это действительно помогает… А сумочку мы сможем вернуть.

С этими словами он начал подниматься с земли, собираясь сойти вниз с тропы и забрать ее красную спасительную сумочку. И совершенно не ожидал, что ее пальцы снова сомкнутся на его запястье, хоть на этот раз и не с такой силой. Ее прикосновение было теплым. И каким-то напряженным.

Он посмотрел на нее — встретился с ее взглядом и прочел в нем искреннюю тревогу.

— Ты уверен, что он ушел? Тебе не опасно туда спускаться?

Дьявол! Почему он так возбудился? Просто из-за того, что он посмотрел ей в глаза? Он постарался свести все к шутке:

— Успокойся. Если он вернется и начнет мной завтракать, ты сможешь спастись бегством.

Ее это нисколько не позабавило.

— Это не смешно!

— Ну-ну! А я удивляюсь, почему ты не болеешь за медведя. В конце концов, если ты от меня избавишься, то заполучишь прокат каноэ!

Ее глаза продолжали блестеть от страха и волнения, и Роб почувствовал прилив желания. Почему она его не возненавидела? Почему она вдруг кажется такой милой и так искренне озабоченной его безопасностью?

Он высвободил руку из ее пальцев.

— Бояться нечего, Эбби, — сказал он совершенно спокойно. — Со мной все будет в порядке.

Он нашел сумочку, лежавшую на подушке из ярко-зеленого мха, и, вернувшись на тропу, обнаружил свою спутницу по-прежнему на земле. Она привалилась спиной к большому корню, протянувшемуся поперек тропы. Он протянул ей сумочку:

— Держи.

— На ней царапина — след когтя! — отметила она.

— Считай боевым ранением.

Она кивнула, продолжая рассматривать сумку. Голос ее по-прежнему звучал как-то отстраненно: она все еще была в шоке.

И он протянул руку, чтобы помочь ей встать.

Секунду она недоуменно смотрела на его руку, а потом потянулась и ухватилась за него своей рукой. Вот черт!

Все эти проклятые держания за ручку сегодня — он впервые за долгое время ощутил тепло человеческого прикосновения, и от этого по его телу разбежались волны жара.

Он потянул ее, чтобы поднять на ноги, но когда она привстала, ее сапожки заскользили, и ей удалось снова повалить их обоих.

— Извини, — сказала она, глядя на него.

— Ничего, — пробормотал он, чувствуя, что не может оторвать взгляд от ее лица.

Щеки у нее ярко розовели — то ли от холода, то ли от испуга. Ее губы были только чуть ярче ее румянца и казались такими нежными, что ему ужасно захотелось провести кончиками пальцев по нижней пухлой губке.

— Послушай, — сказала она тихо. Она была так близко, что он ощутил ее прохладное дыхание. — Спасибо тебе.

Он наклонил голову к плечу и попытался ухмыльнуться, но ухмылка у него получилась не очень убедительная.

— Ты снова благодаришь меня?

Ее глаза тоже опустились к его губам и на секунду там задержались, из-за чего его желание еще усилилось.

— Я бы не пошла по тропе, если бы ты не согласился меня взять. А то, что мы только что пережили, — добавила она еле слышно, — было… просто потрясающе. Правда? — спросила она, как будто ей необходимо было убедиться, что она в этих чувствах не одинока.

И после такого прямого вопроса Роб отговариваться не смог.

— Да, — негромко согласился он. — Правда.

— То есть я, конечно, перепугалась… Но увидеть то, что мы только что видели, встретиться взглядом с таким огромным и прекрасным зверем… — Она замолчала и тряхнула головой. — Я просто улетела.

Он молча кивнул. И налился еще более сильным желанием. Он тоже улетел — но не только от встречи с медведем. Да, Линдси Брукс действительно не так проста, как ему вначале показалось.

Их лица оставались рядом друг с другом, и ему настолько сильно хотелось ее поцеловать, что он едва мог дышать.

Но — вот черт! Ему нельзя. Никак нельзя. Это как диета или курение. Стоит один раз оступиться, и ему будет хотеться еще.

И поскольку он никак не реагировал — просто лежал и смотрел на нее, она начала неожиданно… робеть и нервно затараторила:

— То есть — ого-го! А ты знал, что медведи такие огромные? Я понятия не имела. А ты видел, какие у него лапы? То есть одни только лапы! Размера этак шестидесятого, правда? Конечно, медведи обувь не носят, но ты меня понял.

Роб вздохнул и провел пальцами по волосам.

— У тебя все? — спросил он, когда она, наконец, замолчала.

— Наверное. — Она судорожно сглотнула.

Он решительно поднялся на ноги, надеясь, что не выглядит излишне торопливым, но понимая, что им определенно пора идти.

— Пошли, Эбби, — сказал он.

Он пошел впереди нее, явно желая поскорее закончить поход.

— Эй, погоди! — позвала она. — Вместе безопаснее. Тут ведь медведи водятся.

Через несколько шагов ноги Линдси уже не просто ныли: икры стали пронизывать резкие уколы острой боли. И мгновение нежности между ней и Робом вскоре начало казаться пригрезившимся ей одной — если учесть, что ей пришлось чуть ли не бегом бежать по склону, чтобы от него не отстать. И ей приходилось делать над собой неимоверные усилия, чтобы не вскрикивать при каждом шаге.

Ковыляя за ним, она все никак не могла успокоиться: потрясением было то, что ее чуть не съел медведь, но не меньшим потрясением было и то, что ее чуть было не поцеловал Роб Коултер. Его стремительное отступление — а вернее, вскакивание на ноги — заставило ее прийти к заключению, что на самом деле он все-таки считает ее дурным человеком за то, что она сделала с тетей Милли.

К тому моменту, когда они добрались до начала тропы и вышли из леса на дорогу, огибавшую озеро, Линдси была совершенно убеждена в том, что ее ноги никогда не поправятся. И хотя она, наконец, оказалась на ровной дороге, у нее появились серьезные сомнения в том, что она сумеет пройти остаток пути. Ей казалось, что у нее в сапогах разведен огонь. И она отставала все сильнее.