Песня орла - Мэрилайл Роджерс Страница 18

Услышать такое заявление от человека, который еще недавно поклялся беречь заложников только на протяжении оговоренных двух недель, было странно, и все-таки эти слова рассеяли тучи, обложившие сердце Линет, и жалкая трогательная улыбка появилась на ее губах.

– Мальчишка? Но ведь «мальчишкой» назвать можно только Алана, как бы он ни противился такому определению. Пайвела же назвать так невозможно, не правда ли?

Райс тихо рассмеялся, но взгляд его посерьезнел. Действительно, эта малышка и Пайвел почти одного возраста и, конечно, считают себя взрослыми; это для него они дети – и Райс впервые остро почувствовал свой возраст, и жгучая стрела ревности уколола душу. Глаза его вспыхнули.

Линет тут же постаралась отвернуть лицо, испугавшись, как бы этот горящий полуночный взгляд совсем не лишил ее разума. Но, как назло, маленький ослик резко остановился перед низко опущенной веткой, и Райс, протянув руку, чтобы отвести ее, коснулся плеча девушки. Та мгновенно подняла на него плывущие глаза.

Принц невольно подался к ней ближе, одновременно говоря себе, что внимание, оказываемое ему этой хрупкой девочкой, столь же несерьезно, как и то любопытство, что возбуждал он в большинстве норманнских дам и девиц, для которых полууэльсец, полусакс был лишь предметом хвастливых разговоров в кругу подруг. Он равнодушно поддерживал их игру, беспечно переходя от одной к другой и нимало не беспокоясь, кем было занято его место раньше и кто окажется на нем после него. Но перспектива делить благосклонность Линет с Пайвелом ли или с кем-либо другим ожгла его душу нестерпимым огнем.

Райс молча и крайне сурово высмеял свои нелепые чувства: Линет никогда и ни при каких обстоятельствах не может принадлежать ему, но это утверждение, увы, ничуть не умерило его пыл. Наоборот, ее близость, испуганно прикрытые глаза и прерывистое дыхание все сильнее понуждали его доказать малышке, что юный Пайвел всего лишь робкое дитя по сравнению с ним и даже понятия не имеет о том тайном сладостном огне, который охватывает настоящего мужчину и дарит женщине неслыханное наслаждение. Придвигаясь к девушке все ближе, Райс продолжал обманывать себя, оправдывая свои действия не истинным желанием, а простым поверхностным любопытством, а сам не мог оторваться от ударяющего в голову терпкого медового вина.

Линет всем существом чувствовала это приближение, и дыхание совсем остановилось у нее в горле. Сопротивление стало невозможным и бессмысленным, и в ту же минуту твердый и горячий рот опустился на ее губы. Девушка окаменела, но руки ее сами потянулись к склонившейся над ней шее, и тонкие пальцы запутались в золоте кудрей, бывших предметом ее грез с того момента, когда она увидела принца в толпе гостей с высокой башни Рэдвеллского замка.

Столь страстный жест застал Райса врасплох и окончательно вытеснил у него из головы клятву о сохранении вверенной ему заложницы в неприкосновенности. Рот его впивался в ее губы все глубже, а руки уже блуждали по юному телу и, снимая девушку с осла, прижимали все крепче к могучему напружинившемуся торсу.

Принц был очень силен, и объятие его причиняло почти боль, но Линет, охваченная зажженным им темным огнем, растекающимся по жилам, уже не чувствовала боли, а лишь беспомощно и сладко выгибалась под его руками. Он был горяч, он пылал, и девушке хотелось только одного – растаять в этом огне, отдавшись его мужественности, его силе, его власти… Ощущение реальности покинуло ее.

В это время ослик, раздраженный непонятной остановкой, незаметно отбежал в сторону, и только железные руки удержали Линет от падения на мокрую землю прямо под ноги принцу, чего она только что так боялась.

– Чертова скотина! – в сердцах выругался Райс. Сердце его дико стучало в груди, но, крепко прижимая к себе девушку, он все же властно поймал осла свободной рукой, стараясь не глядеть вниз на удивленные медовые глаза, на ресницы, все еще дрожащие от желания, и всеми силами удерживаясь от стремления вновь припасть к божественному напитку алых губ.

Овладев собой последним усилием воли, принц все же осторожно усадил Линет обратно в седло и, не говоря ни слова, снова взялся за поводья, продолжая изматывающий обоих путь. Повисло тягучее неловкое молчание, которое Райс намеренно не прерывал, осмысливая для себя последствия того факта, что он знает теперь наверное про ту опасность, которая исходит от этой соблазнительной пленницы. Зная противника, легче держать оборону, и к тому же девица останется в его руках еще не дольше нескольких дней. Стоит лишь прекратить всякое общение, а там… Но последняя мысль неожиданно вызвала у Райса острое сожаление, и уголок его рта дернулся в холодной, но мучительной усмешке.

Линет же бездумно смотрела вперед, туда, где солнце расцвечивало золото прядей, падавших на широкую спину в черном плаще. Принц не шел теперь рядом, а, отойдя на два шага, заставлял ни в чем не повинное животное двигаться быстрее, чем оно намеревалось. Осел недовольно всхрапывал, а девушка с тоской и отчаянием отрывалась от принца и отворачивалась к лесу, в котором причудливо и таинственно играли зеленые тени.

Молчание становилось невыносимым, и Линет была уже готова заговорить первой, признавая свою неправоту, свою гадкую слабость, порожденную глупыми детскими фантазиями, но… воспоминание о недавнем объятии было так сладко, и сладость эту не могла заглушить ни вина перед его женой, ни предательство по отношению к отцу, о котором девушка боялась и думать. Больше того, сейчас сладость была уже следствием не прекрасной внешности принца, а гордости за его великолепные и мужественные подвиги.

Неожиданно Линет осознала, что весь их минувший разговор и страстный порыв могут дорого обойтись несчастному Пайвелу, ибо принц, вероятно, подумал, что болтливый юноша рассказал ей всю историю завоевания кимерской земли ее хозяином, вернувшимся из постыдной ссылки. Но это было не так, именно об этом Пайвел ей никогда и не рассказывал.

И, не привыкшая взваливать свою вину на кого-нибудь другого, Линет решилась признаться Райсу, что преданный Пайвел говорил лишь о нескольких битвах, но вовсе не о путях и интригах, вернувших Уэльскому Орлу трон.

– Об этом говорил не только Пайвел, – тихо, но настойчиво начала Линет, отрывая взгляд от золотистых волос и опуская его совсем к земле, где, почти задевая ее, развевались полы черного плаща.

Но тема, столь животрепещущая для девушки, была совершенно скучна Райсу, уже давно позабывшему об их разговоре и углубившемуся в размышления совсем иного сорта. Он неохотно обернулся и бросил через плечо такой холодный темный взор, что Линет, все еще нежащаяся в тепле его недавнего объятия, обомлела.

– Я имею в виду… – запнулась она, но все же продолжила: – Ведь ты сам первый упомянул о том, что тебе надо было вновь завоевать царство! – И прежде чем принц замедлил шаг и успел сказать что-то в ответ, Линет напомнила ему произнесенные несколько дней назад слова: – Тогда, в первое утро, когда мы с Аланом хотели убежать! Тогда ты сказал Грании, что правишь не только по праву рождения, но еще по праву поединка и по воле народа.

Последнее утверждение, кстати, было малопонятно Линет. Разумеется, она знала, что мужчины сражаются за владение землями и даже Вильгельм завоевал английскую корону именно таким способом, но принял он такие труды лишь для того, чтобы подвластные ему бароны впредь уже не осмеливались заниматься тем же. Для этого был издан суровый закон о том, что собственность любого норманнского дворянина, рискнувшего объявить войну другому обладателю подаренных английских земель, немедленно присоединяется обратно к землям короны. Закон этот соблюдался неукоснительно, и только самые неразумные пытались оспаривать порой королевскую власть таким диким и жестоко наказуемым способом.