Песня орла - Мэрилайл Роджерс

Ноябрь 1066 года

Свет одинокой свечи таинственным нимбом ложился на седые волосы прикованного к постели старика. Тело его было изношено и слабо, но глаза смотрели внимательно и ясно; предметом же этого проницательного взора служил преисполненный гордости цветущий молодой человек, взиравший на старика хотя и несколько вызывающе, но вполне дружелюбно.

– Чтобы предотвратить неминуемое кровопролитие, я просто сдамся самым мирным образом, – неожиданно заявил старик, имя которого было Сайвард. – Этим я заставлю тебя выполнить твою клятву о пожаловании моей чести тех ничтожных кусков хлеба, что мы уже обсудили.

Полуопущенные ресницы сокрыли от проникающего взгляда сакского лорда озлобление молодого Годфри, и при напоминании о его юности и неопытности он лишь задиристо вскинул подбородок. Кому какое дело до его возраста, когда сам герцог Вильгельм нашел его помощь в битве при Гастингсе достойной наивысшей награды? Несмотря на то, что Годфри был рожден во влиятельной норманнской семье, ему, преданному и доблестному воину, весьма льстил факт награждения его немалым количеством земель из рук самого герцога. Годфри были пожалованы многочисленные владения вдоль западной границы и вменено в обязанность защищать их от кельтских мародеров, прорывающихся порой со стороны Уэльса.

– Договорились, – едва удерживаясь от грубости, согласился он, ибо на самом деле предпочел бы иметь под своей командой гораздо более внушительные силы, чтобы сметать на своем пути всех и вся. Лишь клятва, данная герцогу, удерживала его от насилия. После гастингской бойни и опустошительных набегов в Норвегию герцог Вильгельм призвал всех, кто его поддерживал – и кому он жаловал земли, – к осторожности и благоразумию, напомнив о том, что уже скоро для работы на полях и службы в замках понадобится множество здоровых сервов, половину из которых неминуемо заберут грядущие битвы.

Легкая тень печальной улыбки тронула изборожденные годами щеки Сайварда.

– В таком случае, клянешься ли ты на Святом Кресте не применять силы и лишь честью действовать на том участке западной границы, что отошла в приданое за моей дочерью Эммой к принцу Уэльскому Гриффиту Кимерскому? – Сайвард умолк, но суровые глаза его требовали ответа.

– Навеки. – Годфри коротко кивнул, стараясь не смотреть в глубину зала, где стояла троица золотовласых сакских детей, в убогом пламени свечей похожих на тени, – печальных свидетелей его слов, столь недвусмысленно касавшихся их самих. Он внутренне выбранил себя за опрометчивое первоначальное решение – абсолютное неприменение силы по отношению к побежденным. Несмотря на свое положение победителя, он решился на значительные и благородные уступки, вместо того чтобы заставить покоренного сакса стоять перед ним, если понадобится, даже и на коленях, он сам, сам пришел в его спальню, принадлежавшую, между прочим, отныне и навеки ему, доблестному Годфри, – и вот теперь он стоит перед сломленным врагом в виде неловком и жалком, как будто роли их странным образом вдруг переменились. Лицо норманна медленно багровело от гнева.

– И на Святом Кресте поклянешься ты сейчас, что даруешь единственному оставшемуся в живых моему сыну небольшой клин земли все на той же западной границе… – Взор Сайварда обратился к невысокому, но крепкому мальчику лет четырнадцати, и глаза его затуманились. Старший сын сакса, сражавшийся на стороне Гарольда Годвинсона, пал от норвежского меча, и теперь старик надеялся, что его рабская покорность этому молодому надменному норманну когда-нибудь спасет жизнь его последнему мальчику, и поэтому так отчаянно торговался он за его будущее.

Годфри тоже повернулся в сторону отрока, грустно и горестно смотревшего на врага и слушавшего обещания о выделении ему малой толики из тех необозримых земель, наследником которых он когда-то имел полное право стать. В глазах юного Озрика блестела ледяная ненависть, и немало ожесточенных секунд прошло, прежде чем окончилась битва взоров не желающих уступать друг другу мальчика и завоевавшего его страну победителя.

Эта часть договора особенно не нравилась Годфри, и только острый ум, доставшийся почти нищему сыну норманнского дворянина, да его вера в правильность решений могучего Вильгельма не дали жестокому отказу подняться от сердца к губам. Не причинив особого вреда своим проверенным в боях воинам, он мог в ту же минуту приказать скрутить умирающего Сайварда, его несовершеннолетнего сына, а заодно и всех их плохо обученных и бедно вооруженных сервов… Но кто тогда станет обрабатывать земли? Хуже того: те, кому удастся выжить, все равно предпочтут труду на благо чудовищного монстра, жестоко, без нужды убившего старика и ребенка, благородную или даже неблагородную смерть.