Червонное золото - Антонио Форчеллино Страница 18

Пока Рената, захваченная картиной осеннего неба, плакала беспричинными слезами, ее подруги встречали Элеонору, которая после долгого путешествия добралась до дворца как раз вовремя, к последним приготовлениям.

Карета, украшенная по бокам голубыми гербами с перекрещенными дубовыми ветвями [15], унизанными золотыми желудями, въехала в ворота первого двора, и вскоре оттуда послышались крики радости Джулии и Элеоноры. Виттория, заломив руки и улыбаясь, стояла рядом.

Рената, как девчонка, разозлилась на себя, что пропустила приезд подруги, и бросилась по лестнице, не обращая внимания на слуг и стражников, которые шарахались при виде здоровяка в юбке, прыгающего через две ступеньки.

Теперь со двора уже донесся радостный визг Ренаты, перекрывший крики Джулии. «Элеонора! Элеонора!» — неслось с галереи, каменными арками выходившей во двор.

Рената на руках вынесла из кареты маленькую, худенькую Элеонору. Глаза у той всегда были на мокром месте, и теперь в них тоже блестели слезы, а лицо разгорелось от избытка чувств.

— Пять лет, Элеонора, пять лет! Даже моя сестра во Франции никогда не оставляла меня так надолго.

Элеонора, пытаясь оправдаться в том, в чем не была виновата, умоляюще смотрела на нее.

— Больной муж, маленькие дети, на себя совсем не оставалось времени.

— Знаю, знаю… — обняла ее Рената.

Она уже раскаялась в своих словах. Элеонора долго ухаживала за больным мужем, да и сама страдала от последствий болезни, которой он ее заразил.

— Юный герцог, мой сын, стал таким дерзким и нетерпимым! Он хочет единолично управлять герцогством. Я бы ему позволила, только чтобы посмотреть, как за несколько недель его разденут догола, но ничего не выходит. Можно подумать, что единственное мое предназначение — давать мужчинам моего рода возможность властвовать.

— Не у тебя одной.

Под улыбки подруг Рената начала отводить душу. Этим она славилась, и в такие минуты можно было усомниться в ее королевском происхождении.

— Возьми хоть моего муженька, сына величайшего из итальянских генералов, который научил всех укреплять стены крепостей и конструировать пушки. Ха! Если бы все зависело от него, он бы уже давно потерял Феррару. Он совершенно не способен ориентироваться в кознях дипломатии и не может схватить вора за руку, даже если тот залез ему в карман. Все свое время я трачу на то, чтобы распутывать заговоры против дома д’Эсте. Если бы я вышла замуж за турка, жизнь моя была бы намного легче. И здоровее. Эрколе тоже наградил меня венериным подарочком. А что ты думаешь?

Герцогиня взглянула на Элеонору и продолжила:

— Только твой объехал все Средиземноморье со своим войском, и кто их знает, что там были за солдаты. А мой никогда не выезжал из Феррары. Он является ко мне раз в месяц, и только я знаю, чего мне это стоит. Мне плевать на супружеский долг, это надо ему, чтобы чувствовать себя довольным и сильным, но даже тут он умудрился подцепить сифилис. Видно, за пределами дворца у него были другие привязанности.

— Ладно, перестаньте, — вмешалась Виттория.

Она находила малопристойным обсуждать семейные трагедии, стоя под дворовой аркой. С тех пор как она потеряла мужа, этот вопрос для нее был закрыт.

— Подумаем лучше о важном завтрашнем дне.

— Вот-вот. А какие наряды вы привезли?

Они вошли в комнату Виттории, и Джулия потащила Ренату и Элеонору к дивану под окном.

— Я не об этом, — строго сказала Виттория. — Это будет важный день для будущего Италии и еще много для чего.

— Ну да, конечно, но мы не виделись столько лет. Уж и пошутить нельзя! — запротестовала Джулия.

Рената поддержала протест:

— Мы уже пятнадцать лет не были ни на одной коронации, с тех пор как император вошел в Болонью. Тогда мы были девчонками. Правда, мы и сейчас не старухи, но, как говорится, добрый совет не повредит, да мы и не можем унизить дома, которые будем представлять.

Виттория торжественно выпрямилась и попыталась защищаться:

— Достоинство и уважение — добродетели души, а не нарядов.

— И нарядов тоже, — отпарировала Рената. — Да ладно, Виттория, дай немного подурачиться.

Виттория улыбнулась и отправилась на кухню давать распоряжения к обеду. В этот момент вошла Маргарита, которая уже познакомилась с Элеонорой в Урбино по дороге в Рим: Тициан, будучи преданным слугой дома делла Ровере, написал для них множество картин и портретов и останавливался у них в палаццо. Однако Элеонора очень удивилась, встретив Маргариту в доме Виттории, в том особенном кружке, где никогда не принимали посторонних, и уж тем более куртизанок. Она резко замолчала, вглядываясь в вошедшую Маргариту, но Рената не дала ей времени смутиться.

— Это Маргарита, моя юная подруга. Не пугайся, она человек необыкновенный и… и очень верный.

До Элеоноры не совсем дошел смысл этих слов, но ей достаточно было посмотреть на Витторию, с мрачноватой улыбкой опустившую глаза, чтобы успокоиться и почувствовать доверие к девушке, которая и так завоевала ее сердце в Урбино.

— Какая радость видеть вас, дорогая, и, прежде всего, узнать, что вы прекрасно устроились в этом коварном городе.

— Маргарита, синьора, мое имя Маргарита. Я тоже рада видеть вас, хотя не могу сказать, что удивлена: я знала о вашем приезде.

Рената вернулась к теме разговора: ей не терпелось воспользоваться редким моментом близости с подругами.

— Я привезла пурпурное парчовое платье, расшитое золотыми цветами и речным жемчугом. И блузку из желтого шелка, тоже с ажурной вышивкой маленькими жемчужными цветами с рубинами в серединках. Я узнала, что Элеонора Толедская [16]мобилизовала лучших портных Флоренции и хочет перещеголять саму синьору Маргариту. Конечно, зная ее вкусы, это нетрудно, но мне не хотелось бы выглядеть нищей оборванкой рядом с женой лавочника, который ухитрился пять лет назад пролезть в герцоги. А для верности я прихватила еще половину королевских драгоценностей и длинный, до пят, плетеный золотой пояс. Весит он, правда, как доспех, зато защиту обеспечивает куда надежнее.

— А на мне будет только лиловая туника, — прошептала Джулия, прекрасно зная, что ею и так все будут любоваться.

С ее красотой трудно было сравниться, и она забавлялась, глядя на тщетные усилия других женщин разодеться в драгоценные ткани и обвешаться украшениями, что только, наоборот, подчеркивало их грубые лица.