Рабыни дьявола - Жюльетта Бенцони Страница 18

Бывшая крепость королей Франции внезапно возникла в ночи, зловещая и обветшавшая, с почти полностью разрушенными башнями. Целыми остались только сторожевая башня Виллаж, которая нависала над древним подъемным мостом, и огромная Пороховая башня, высоко вздымавшая над облетевшими деревьями свое черное четырехугольное тело с четырьмя башенками по углам. Здесь находились армейские пороховые погреба и арсенал, охраняемые инвалидами и несколькими солдатами, но Венсенн был также и государственной тюрьмой, и эта часть находилась под особой охраной.

Она возвышалась, безмолвная, в расклешенной юбке контрфорсов и аркбутанов, отделявшей ее справа от громадного белого двора, где покрытые снегом кучки ядер напоминали удивительные пирожные с кремом, а в центре возвышалась запущенная часовня, вся в великолепных каменных кружевах, которые постепенно осыпались, но никто не думал ухаживать за этой подлинной жемчужиной Людовика Святого в наступившем упадке веры. И Марианна тщетно пыталась догадаться о причинах странной аудиенции в недрах полуразрушенной крепости со зловещей репутацией. Почему Венсенн? Почему ночью?

Немного дальше стояли два благородных павильона-близнеца. Они вызывали в памяти Великий век, но были не в лучшем состоянии. Окна зияли пустыми глазницами, изящные мансарды полуобвалились, многочисленные трещины испещряли стены. Но именно к находящемуся справа от часовни павильону по указанию Видока Гракх направил лошадей.

На первом этаже за грязными стеклами виднелся слабый свет. Карета стала.

– Прошу! – сказал Видок, спрыгивая на землю. – Вас ждут.

Подняв глаза, Марианна окинула удивленным взглядом это убогое строение, плотнее укуталась в подбитый куницей плащ и до глаз надвинула меховой капюшон. Резкий северный ветер гулял по необъятному двору, вздымая снег и вызывая слезы на глазах. Молодая женщина неторопливо вошла в выложенный плитками вестибюль, сохранивший следы былой роскоши, и сразу увидела Рустана. В широком пунцовом плаще с поднятым воротником и в неизменном белом тюрбане, мамелюк шагал по неровным плиткам, откровенно похлопывая себя по бокам. Но, заметив Марианну, он поспешил открыть перед ней дверь, у которой он нес неспокойную вахту. И на этот раз Марианна оказалась перед Наполеоном…

Он стоял у пылающего камина, поставив ногу на камень очага, заложив одну руку за спину, а другую за борт серого сюртука, и смотрел на пламя. Его тень в большой треуголке растянулась до лепных фигур на потолке, кое-где сохранивших позолоту, и их одних было достаточно для украшения этого громадного пустого зала, в котором на стенах виднелись остатки гобеленов, а пол покрывал мусор. Он безучастно взглянул на склонившуюся в реверансе Марианну и показал ей на огонь.

– Подойди погрейся! – сказал он. – Этой ночью ужасно холодно.

Молодая женщина молча подошла и, движением головы отбросив назад капюшон, протянула руки без перчаток к огню. Какое-то время оба оставались так, сосредоточенно глядя на танцующее пламя, отдаваясь его проникающему теплу. Наконец Наполеон бросил быстрый взгляд на свою соседку.

– Ты сердишься на меня? – спросил он, с некоторым беспокойством вглядываясь в неподвижный тонкий профиль, полуопущенные веки, плотно сжатые губы.

Не оборачиваясь к нему, она ответила:

– Я не позволила бы себе это, сир! На властелина Европы не сердятся!

– Однако ты делаешь именно так! Ты собиралась уехать, не так ли? Перерезать узы, еще связывавшие тебя с жизнью, которой ты больше не хотела, зачеркнуть прошлое, пустить по ветру все, что было!

Она внезапно устремила на него взгляд своих зеленых глаз, в которых заплясал легкий огонек оживления. Какой же он был все-таки непревзойденный актер! Это его обычная манера находить оправдания, чтобы рассердиться, когда он чувствовал себя виновным!

– Не пытайтесь раздуть в себе гнев, который вы не испытываете, сир! Я слишком хорошо знаю… Ваше Величество! И поскольку я пришла сюда, пусть Император соизволит забыть то, что я хотела сделать, и объяснит мне странные события, имевшие место за последние месяцы. Смею ли я признаться, что я ничего не поняла и сейчас не понимаю?

– Однако ты довольно понятливая, как мне кажется?

– Я считала себя такой, сир, но оказалось, что политические ходы Вашего Величества слишком сложны для женского ума. И я признаюсь без малейшего стыда, что не смогла добраться до истины в том, что ваши судьи и газеты назвали «делом Бофора», кроме той, что невинный человек несправедливо страдал, мог десять раз умереть, чтобы доставить одному из ваших тайных агентов возможность прославиться, организовав его побег с вашего благословения и под наблюдением вашего военного корабля, кроме той, что я сама едва не умерла от отчаяния! И, наконец, в довершение всего вы силой заставили привезти меня сюда…

– О, так уж силой!..

– Против моей воли, если вы предпочитаете! Зачем все это?

На этот раз Наполеон оставил свою задумчивую позу, повернулся к Марианне и строго сказал:

– Чтобы свершилось правосудие, Марианна, и чтобы ты была тому свидетельницей.

– Правосудие?

– Да, правосудие! Я всегда знал, что Бофор ни в чем не виноват – ни в убийстве Никола Малерусса, ни в остальном… Так же, как в вывозе из Франции шампанского и бургундского для людей, которых я не имею никакого желания обрадовать! Но мне были нужны виновные… подлинные виновные, без нарушения деликатных ходов моей международной политики. И ради этого я должен был довести игру до конца…

– И рисковать увидеть Язона Бофора погибшим под ударами каторжных надзирателей?

– Я дал ему ангела-хранителя, который, видит бог, не так уж плохо поработал! Я повторяю, что мне были нужны виновные… и затем еще это дело с фальшивыми английскими фунтами стерлингов, которое обязывало меня наказать его, чтобы не оказаться в смешном положении и не рисковать раскрыть мою игру.

Любопытство постепенно пробуждалось в Марианне, подтачивая злобу.

– Ваше Величество сказали, что нужны виновные? Могу ли я спросить, пойманы ли они?

Наполеон ограничился утвердительным кивком головы. Но Марианна настаивала.

– Ваше Величество знает, кто убил Никола, кто подделал банкноты?

– Я знаю, кто убил Никола Малерусса, и он пойман, что же касается фальшивомонетчика…

Он на мгновение заколебался, бросив на молодую женщину неуверенный взгляд. Она сочла нужным подогнать его.

– Так кто? Разве не один и тот же?

– Нет! Фальшивомонетчик… это я!

Даже старый потолок, обрушившийся на голову, не ошеломил бы до такой степени Марианну. Она смотрела на него так, словно сомневалась, в здравом ли он уме.

– Вы, сир?

– Я сам! Чтобы подорвать английскую торговлю, я поручил верным людям отпечатать в тайной типографии некоторое количество фальшивых фунтов стерлингов и наводнить ими рынок. Я не знаю, каким образом этим негодяям удалось раздобыть их и спрятать на корабле Язона Бофора, но то, что они мои, сомнений не вызывало, и мне было невозможно объявить об этом. Вот почему, в то время как в тюрьмах и почти везде во Франции мои агенты тайно занимались выяснением истины, я решил оставить обвинения на твоем друге. Вот также почему я заранее подписал помилование и подготовил как можно тщательней его бегство. Оно не могло не состояться: Видок ловкий человек… и я был уверен, что ты ему поможешь!