Остров любящей женщины - Наталья Труш Страница 17

А у Аньки и опыта-то никакого, ни горького, ни сладкого. Бултыхается, как котенок в ведерке. По голосу слышно — плакала.

— Ань, так может ты все-таки позвонишь ему?

— Я боюсь. — Аня всхлипнула. — Сама повела себя, как идиотка, а теперь позвоню как кто?

— Ну что ты об этом думаешь? Ты придумай повод, поговори о том о сем, а потом… ну, я не знаю, скажи, что тогда так растерялась, что толком и пообщаться не получилось.

— Ладно, подруга. Спасибо, что поддерживаешь. Сама-то как? — Сменила Аня тему.

— Да что сама, в ожидании…

Леха Васильев пропадал по неделе, а то и по две. Он изредка звонил Катерине — врывался в ее жизнь какими-то сумасшедшими звонками в любое время суток, говорил с ней по телефону взахлеб, рассказывал о природе, о погоде. Почти ничего не сообщал о работе. Если она сама спрашивала, коротко отвечал — «все хорошо, не волнуйся». Она слушала такой близкий и родной голос и совсем не запоминала, о чем он говорил. Да так, что потом даже вспомнить не могла ничего из разговора, кроме «соскучился, маленький мой».

Слышимость иногда была такой, что Катерина не понимала, о чем Леха говорит, и он совсем не слышал ее и громко орал: «Что? Что ты сказала?!» Однажды Катя устала повторять ему и в отчаянии сказала:

— Ну, ты и глухопятый!

Васильев услышал, как она его назвала, и громко расхохотался:

— ЗдОрово! Ты откуда такое слово знаешь?

— Ниоткуда я его не знаю, только что придумала, — сказала Катерина смущенно. — Само придумалось.

Слово приросло к Лехе Васильеву. Оно очень подходило его медвежьему облику, и он радовался как ребенок, когда Катерина называла его так, а не иначе.

* * *

Васильев появился в двадцатых числах декабря. Он позвонил Катерине. Голос был уставший, какой-то потухший. Никакой.

— Котик-Катик, здравствуй, маленький мой. Я прилетел, и мне очень нужно приехать к тебе. Можно?

— Конечно, можно! — Катька была безумно рада слышать его голос.

— Но я не один. Примешь?

Катерина не стала спрашивать, с кем он, зачем и почему. Ответила коротко, не раздумывая:

— Приезжай, глухопятый! Я жду.

Васильев приехал через два часа. Катерина все это время проторчала у окна, ожидая, когда во двор въедет Лехин джип. Он долго выбирался из машины. Он был один. Странно, а говорил, что кого-то везет…

Катерина минут пять ждала сигнала домофона. Наконец аппарат ожил, Катя быстро сорвала трубку, ответила и нажала кнопку. Она открыла двери и ждала Васильева у лифта, а кабина, как назло, каталась туда-сюда в шахте. Наконец, остановилась на нужном этаже. Васильев боком выбрался из тесной коробки: куртка красная неестественно на груди раздутая, в одной руке огромная дорожная сумка, вторая рука прижата к груди, под мышкой цветы. Катька повисла на нем, а он подтолкнул ее к двери квартиры: «Иди-иди скорее!»

Сумку поставил под вешалкой, розы попадали на пол, а Васильев обнял Катьку одной рукой и зарылся лицом в волосы. «Я соскучился!» — не сказал даже, просто шепотом подумал.

«Трак-трак-трааак!» — затрещала молния на красной куртке.

— Смотри, кого я привез!

Катерина отстранилась от Васильева. Он расстегнул куртку, и из-за пазухи у него выглянул… кот. Серый в темную полоску, здоровенный котяра с кисточками на ушах высунул любопытную морду, громко понюхал воздух и сказал — «Мяу!»

— Это Кешка! — Леха Васильев нежно погладил кота огромной своей ручищей. Кот мгновенно отозвался на ласку, боднул руку хозяина своей лобастой головой и уставился на важно пожаловавшего в прихожую Наполеона.

Васильев поставил Кешку на пол.

— Сейчас посмотрим, как они знакомиться будут, — Леха Васильев стянул с себя куртку и, не гладя, на ощупь пытался повесить ее на крючок. Полосатые между тем старательно обнюхивали друг друга, топорщили усы и свирепо ворчали. На крючок Леха не попал, выпустил куртку из рук. Она с шумом упала на пол, коты испугались и вцепились друг в друга. Воющим серым клубком они покатились по прихожей. Катерина не растерялась, метнулась в ванную и тут же выскочила с ковшиком воды в руках. Холодный душ враз отрезвил четвероногих бойцов. Они отпустили друг друга и кинулись зализывать свои мокрые шубы.

— Вас с ним что, из дома выгнали? — Спросила Катерина у Васильева.

— Нет, не выгнали. Мы сами ушли. — Леха гладил поочередно то Кешку, то Наполеона. — Кать, можно он у тебя поживет? Я завтра опять должен уехать, а его совсем не с кем оставить.

— Можно. Только нам придется их как-то помирить.

* * *

У них была особенная ночь. По карнизу гулко барабанил дождь. Раскачивался в темных тучах шар луны, ослепительно сверкающий, словно елочная игрушка. Одинокая свеча на подоконнике плакала красными восковыми слезами. Пламя от нее в темноте комнаты металось, раздираемое залетающим в форточку окна ветром. Длинные тени ломались в пространстве от малейшего движения.

Леха Васильев тихо дышал в Катино ухо. Дыхание было размеренным и спокойным, как будто он спал. Но Катерина знала, что это всего лишь видимость. Она осторожно погладила его по щеке, он шевельнулся и открыл глаза.

— Я люблю тебя. — Чуть слышно сказал Леха Васильев. — Я даже не знал, что можно так любить.

Сказанное было правдой. Васильев постоянно думал о Катерине. С ужасом думал о том, что мог в тот день не оказаться на той самой улице, куда она ходила в магазин. Или мог уехать оттуда чуть раньше, и тогда Катька бы не попала ему под колеса. Он был уверен, что ничего случайного в жизни нет. Значит, все должно было произойти именно так. И где-то там, наверху, все заранее было расписано в небесном календаре, что в понедельник, 13 ноября, встретятся два человека, которые совершенно нормально жили до этого друг без друга. А вот встретились, и оказалось, что и не жили вовсе, а существовали…

Он поймал себя на том, что говорит это вслух. Это было так не похоже на него. Длинно и замысловато он мог только ругаться там, где это было нужно. А вот так, про любовь, да про «чуЙства»… Нет, это был не Леха Васильев. Это в нем что-то росло-росло и наконец выросло. И «это» внезапно выросшее требовало выхода, как упрямо вылезает, разламывая асфальт, растение, которое старательно засыпали горячим и черным, а потом еще и закатали сверху асфальтовым катком. И справиться с этим можно было только одним способом. Надо было выговориться, что Леха Васильев и делал, неуклюже выдавая фразы с обилием «асВальтовых» слов. Катька улыбалась и не останавливала его. И этот «асВальт» совсем не царапал ее. Какая разница, если от души? К тому же она чувствовала, что подобное он «рожает» впервые в жизни.

Катя молчала, запоминая все, что он говорит. Больше всего она сейчас боялась, что Васильев поднесет к глазам свои часы и скажет, как это уже бывало не раз, что у них осталось совсем мало времени и чтобы она не плакала, потому что он уедет совсем ненадолго. Она хотела, чтобы эта волшебная ночь не кончалась. Чтобы вечно качалась за окном луна и нескончаемо плакала на подоконнике свеча. Так не бывает, но она этого очень хотела. Каждая встреча с Лехой Васильевым была для нее необычной. Эта была особенной в ряду необычных. Она это чувствовала кожей. «ЧуЙствовала» — сказал бы Леха Васильев, ее глухопятый Михайло Потапыч.