Преступления страсти. Месть за любовь - Елена Арсеньева Страница 17

Предполагается, что на пиру у Петрилы князь Гюрги был отравлен (на радость, между прочим, Изяславу Черниговскому, грезившему Киевом и великим княжением). Не исключено. Правда, кто-то утверждал: князь-де упал замертво, когда ему прочли письмо сына… Но на сие не было обращено никакого внимания.

Имя Петрилы вошло в историю как имя возможного губителя «властолюбивого, но беспечного» (по меткому отзыву Н. Карамзина) основателя Москвы.

Князя Гюрги отпели и похоронили.

А Андрей Юрьевич обвенчался с Улитой Кучковной.

Наконец-то исполнилась мечта братьев Иоакима и Ильи Кучковичей! Даже две мечты. Во-первых, лютой смертью умер убийца их отца. Во-вторых, сестра стала женой князя Андрея Боголюбского. Она была послушной игрушкой в руках братьев, Иоаким и Илья вертели ею как хотели, а она как хотела вертела супругом. Но — лишь до поры до времени.

В принципе, Улита Кучковна могла быть вполне довольна своей жизнью, кабы не одно «но»: муж относился к ней чрезмерно благоговейно. Сначала сходство жены с образом на обожаемой иконе возбуждало его, а затем, напротив, стало охлаждать. Проще говоря, Андрею Юрьевичу чудилось, будто, отправляясь с женой в постель, он совершает некое святотатство. Поэтому он очень скоро — как только жена сделалась беременна — оставил супругу в покое и даже после рождения сына Юрия не переменился. Продолжал исполнять все ее прихоти, однако не прикасался к ней даже пальцем.

Ну какие там у нее были особенные прихоти, у молодой княгини? В ее теле буйствовала кровь Ульяновны! И участь иконы, до которой опасаются дотронуться хоть пальцем, с каждым днем все больше раздражала Улиту Кучковну.

Женщина хотела еще детей, хотела страсти мужа! Однако тот мало того, что ночи проводил на коленях в храме и строил все новые и новые церкви во Владимире и Боголюбове, — он еще беспрестанно укреплял свою княжескую власть и порою забывал о существовании жены на долгие месяцы.

История рисует нам Андрея Боголюбского столь же воинственным, каким был его отец, однако еще более последовательным и неумолимым в утверждении своего господства. По меткому выражению одного из исследователей его биографии, «Андрей Боголюбский хотел «самодержцем быти» еще за три века до того, как на Руси созрели для этого условия».

Он отказался от неинтересного ему великого княжения в Киеве и основал новое Владимиро-Суздальское княжество — несмотря на то что Гюрги завещал Суздаль младшим сыновьям. Андрей просто выгнал из своих владений всю родню, братьев и племянников, вдобавок часть их отправил в ссылку.

Впрочем, преданный князю летописец изображает свершившееся куда более благообразно: «В лето 1157 сдумали ростовцы, и суздальцы, и владимирцы и взяли Андрея, старшего сына Юрия, и посадили его на отцовском столе в Ростове, и Суздале, и Владимире, ибо он был любим всеми за премногую свою добродетель».

Да, князь сделал Владимир достойным своего присутствия. Город сильно разросся и населился. Именно при Андрее Боголюбском появились там знаменитые Золотые ворота, Печерский город и Десятинная церковь Богородицы, монастыри Спасский, Вознесенский и т. д. «Понимая, что духовенство составляло тогда единственную умственную силу, — пишет Костомаров, — Андрей умел приобрести любовь его, а тем самым укреплял свою власть в народе. В приемах его жизни современники видели набожного и благочестивого человека. Его всегда можно было видеть в храме на молитве, со слезами умиления на глазах, с громкими воздыханиями. Хотя его княжеские тиуны и даже покровительствуемые им духовные позволяли себя грабительства и бесчинства, но Андрей всенародно раздавал милостыню убогим, кормил чернецов и черниц и за то слышал похвалы своему христианскому милосердию. Нередко по ночам он входил в храм, сам зажигал свечи и молился перед образами».

В том и состояла «добродетель», которую возвеличивает летописец, но которую втихомолку проклинала молодая жена князя…

Андрей Юрьевич, обретя огромную силу (ему не трудно было враз собрать под свои знамена пятидесятитысячное войско!), попытался навязать свою волю Южной Руси — просто для того, чтобы утвердить свою идею о непререкаемом главенстве северо-востока. Для этого Боголюбский осадил Киев, затем взял его «на щит» и учинил там страшный разгром и грабеж. Конечно, Киев не раз становился предметом ожесточенных раздоров русских удельных князей, однако ни один из Рюриковичей еще не пытался уничтожить священный город. Суть в том, что князь Владимиро-Суздальский не считал его таковым. Его дед, половецкий хан Аепа, и все прочие многочисленные половецкие ханы, мечтавшие о разорении Киева, могли быть довольны! Именно после этого бессмысленно-варварского деяния киевские князья утратили свою ведущую государственную роль.

Правда, Боголюбский рановато возомнил себя самодержцем. Ему оказал стойкое сопротивление Новгород, который он решил лишить вековых вольностей, дарованных еще Ярославом Мудрым. Причем, словно в возмущение творимыми Боголюбским беззакониями, помощь новгородцам оказала… икона Божьей Матери.

По преданию, накануне решающего штурма архиепископ новгородский Иоанн молился перед образом Спаса и услышал глас от иконы, повелевший ему выставить наутро на забрале крепостной стены икону Пресвятой Богородицы. Она-де спасет Новгород. Иоанн так и сделал. Когда тучи суздальских стрел обрушились на крепостную стену, одна попала в икону. Из глаз Богоматери потекли слезы, а на суздальцев нашло помрачение ума, и они начали стрелять друг в друга. Штурм провалился.

Вот чудо так чудо! Икона Знаменской Божьей Матери сделалась весьма почитаемой на Руси. Кстати сказать, так же, как и возлюбленная Андреем Юрьевичем икона Владимирской Божьей Матери. Немного странно, конечно, что она не помогла ему овладеть Новгородом. Но оставим это непостижимое противоречие на совести летописцев и теологов.

Вслед за тем Боголюбский потерпел сокрушительное поражение от южнорусских князей, которые попытались восстановить величие Киева. Там едва не погиб его старший сын Всеволод, а послам Боголюбского, которые передали его наглые требования к князьям Ростиславичам — немедленно покинуть пределы Руси, ни больше, ни меньше! — нанесли великое бесчестие, обрив им головы. Это означало такую плюху самому Андрею Юрьевичу, от которой он не скоро оправился. Новый штурм Киева успеха не имел, потому что войском овладела необъяснимая паника. Князь Боголюбский приписал ее Божьему гневу… И надо сказать, что небесам было за что на него гневаться!

А что же Кучковичи? Что же их мстительные планы?

Планы были на время отложены. «Козла отпущения» решили сначала как следует выдоить. Родственникам князя с каждого его завоевания полагалась богатая добыча, и привилегиями своими Кучковичи старательно пользовались.

Убить Андрея они успеют, сначала нужно разбогатеть с его помощью!

А между тем в доме князя начали и без участия Кучковичей твориться трагические события. Повинна в них была женщина. Но — не Улита.

В том же 1173 году, когда князь Владимиро-Суздальский потерпел ужасную неудачу в Южной Руси, в Боголюбово прибыла особа, известная более всего как мать той самой Евфросиньи Ярославны, о которой мы уже упоминали выше и которая стала героиней «Слова о полку Игореве». В описываемое время до злополучного похода новгород-северского князя Игоря было еще далеко (он состоится в 1185 году), и княгиню Ольгу Юрьевну, попросившую приюта у брата своего Андрея Боголюбского, заботило совершенно другое. Прежде всего — ее собственная горькая женская доля.