Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин Страница 16

Я могу быть терпеливой, и в гордости — совсем не гордой. Я вновь повторяю себе: «Мне плевать, что обо мне думает Люков», — и оставляю за собой право последнего слова.

Как я и полагаю, ему надоедает ждать припозднившуюся гостью, по непонятной причине застрявшую в прихожей, и он все-таки включает свет и появляется в широком проеме арки.

Надо же, как предсказуемо. Мне почему-то становится по-глупому весело. Я отпускаю кота и молча смотрю на Люкова, и не подумав прогнать с лица улыбку.

— Ну и? — вяло интересуется парень после минутного созерцания меня на своем пороге. — Чего ждем, Воробышек? — вскидывает бровь, сунув руки в карманы уже знакомых мне спортивных брюк. — Помочь раздеться? Шнурочки там развязать. Тесемочки, пуговки? Чего топчемся, спрашиваю?

— Так вроде никто не приглашал, — в тон Люкову отвечаю я и киваю на вход. — Я бы ушла, только разве бросишь дверь нараспашку? А у тебя тут кот. Сбежит еще, жалко.

— В смысле? — хмурит парень взгляд. — Ты о чем, птичка?

— Я-то? Да так, — жму плечом. — Просто мысли вслух.

Я терпеливо выдыхаю, отрываю спину от стены и поворачиваюсь к Люкову. Надеваю на руку снятую было перчатку и тяну шапку на ухо.

— В общем, я почему к тебе зашла, — вежливо отвечаю, беря сумку под локоть, — просто поблагодарить хотела еще раз за помощь с зачетом, за дружеское участие в судьбе нерадивой студентки и щедрое предложение. Спасибо, Илья, но от твоей руки помощи я вынуждена отказаться. Решила грызть гранит науки самостоятельно. Видишь ли, ты мне хоть и желанен до невозможности, правда-правда, — я мило улыбаюсь, глупо хлопая глазками по рецепту Крюковой и скаля зубки, — но совершенно не по карману. А насчет декана не переживай, я с Синицыным сама поговорю. Так что приглашать меня не надо, — разворачиваюсь к дверям, — тапочки предлагать тоже. Я забежала-то всего на минутку! Разреши откланяться и проща… Ай, Люков! Ты что делаешь? С ума сошел? А ну-ка отпусти сейчас же!

Люков хватает меня за локоть, толкает перед собой по коридору в сторону комнаты и ставит в грязных сапогах посреди светлого пушистого ковра гостиной. Чертыхаясь, возвращается в прихожую за выскользнувшей из моих рук сумкой, а я утыкаюсь глазами в буквальную красавицу сегодняшнего дня. Гостью хозяина квартиры, растерянно сжавшуюся на живописно распластанном диване, — блондинистую «мисс университет».

— Зы-здрасте, — удивленно сцеживаю из себя, поддевая пальцем очки на переносице.

Вот так встреча!

Надо же! Сама Лизка Нарьялова собственной персоной! Танька бы сдохла от восторга. Такая гламурная и неприступная! Красивая девчонка, ничего не скажешь. Она полусидит в постели, прикрывшись простыней, выставив напоказ отсоляренные плечи и верхние полукружия грудей и, завидев меня, на миг теряется. Затем хмурит высокие татуированные брови и испуганно поднимает голову навстречу вошедшему Люкову.

— Илья! — произносит дрожащим голоском. — Что происходит? Почему здесь она?

А я сама не знаю почему. Но «она» звучит куда приятнее, чем «технический персонал», к которому, помнится, меня причислила давешняя темноволосая гостья Люкова, и я с благодарностью, заслуженно отдаю пальму первенства сегодняшней красотке. Право слово, милая девушка. Вот так бы и раскрыла причину своего появления, но Люков не намерен ей отвечать, ну, а уж я тем более. Мы просто стоим с ним в двух шагах и молча таращимся друг на друга, прожигая дыры, пока девица окончательно сползает с дивана и натягивает на холеное тело дорогую одежду.

— Хорошо, Воробышек. Не хочешь раздеваться, сиди в одежде, раз тебе так удобно, — неожиданно не выдерживает парень. Хватает меня за руку и легко, с плюхом, толкает за знакомый стол. Бросая на руки сумку, натягивает шапку на лицо до самого подбородка. — Мне все равно!

Это чистой воды произвол с замашками детсада! Я запоздало хватаю съехавшие на шею очки и порываюсь встать: да что он себе позволяет, гад блондинистый?! Но рука Люкова на плече крепка и тяжела как камень.

— Р-раздеваться?! — слышу я высокое, нервно-девичье за своей спиной, пока борюсь за свободу, и приближающиеся торопливые шаги. — Илья, ты впускаешь в свой дом девушку и приводишь в комнату тогда, когда мы вместе? Предлагаешь раздеться? Так просто, словно между нами ничего не случилось? — вопросительно всхлипывает Нарьялова, и я так и вижу затылком ее изумленное лицо. — А я думала, что ты… Думала, мы с тобой… Я порвала с Бампером и сама к тебе пришла! Я надеялась… А ты называешь ее так, как будто она для тебя что-то значит. Скажи, Илья, неужели она лучше?

Вот это я влипла, вместе со своей дурацкой фамилией. Я жду от блондинки истерику, и она случается. Громкая, со слезами. Но, как-то быстро сходит на нет. Все это время я остерегаюсь снимать шапку — когтистый маникюр у девушки ого-го, добраться до моей шевелюры ей ничего не стоит, — и я держу руки у щек, на всякий случай прижимая шапку так, словно не хочу слышать происходящий между этими двумя людьми односторонний разговор.

— Я, наверно, пойду? — выдает неуверенно девушка, успокоившись, и Люков странно смотрит на нее. Как будто только сейчас вспоминает о ее существовании.

— Давай, — просто отвечает.

Блондинка проходит комнату, поднимает с пола брошенную у постели сумку, взбивает волосы и, достигнув арки, останавливается. Поворачивается, словно ленивая красивая кошка.

И этот ее демонстративный поворот для меня. Он предназначен той, кого она без раздумий определила в соперницы. И он красноречивей некуда говорит: «Не все так просто со мной, Воробышек. Не все так просто. Погоди сбрасывать такую, как я, со счета».

И я, ни капли не соперница, ей верю.

— Илья, может, хоть проводишь? — просит девушка, невзначай скользнув рукой по груди, и трогательно закусывает нижнюю губку.

— Конечно, — отвечает Люков. — Подожди, Лиза, — нависает надо мной, тянет к себе со стола телефон и набирает номер. Сообщает, после короткого разговора с абонентом:

— Через пару минут будет такси. Пошли, я оплачу.

В нем нет нежности, он по-деловому суров, и я обзываю его про себя «холодной ледышкой». Он напоминает мне Кая, из сказки про Герду и Снежную Королеву, и я в который раз в своей жизни удивляюсь, чем подобные парни берут таких красивых девушек, как Нарьялова.

Должно быть желанием этот лед растопить.

Когда Люков равняется с ней, а я наконец стягиваю с головы надоевший головной убор, рассыпав сбившиеся волосы по лицу и отыскивая в спутанных кудряшках расстегнувшуюся заколку, то неожиданно слышу злое, предназначенное мне:

— Удачи!

И обернувшись, удивленно отвечаю:

— Спасибо.

Но блондинка продолжает:

— Недолгой и неяркой, девочка! Мне жаль тебя, я вижу, ты не поняла, — горько усмехается, подняв подбородок, — он бросит тебя уже завтра.

Мне тоже жаль девушку и хочется сказать, что не стоит меня ревновать. Что я ни при чем и вовсе не встречаюсь с Люковым, что не желаю быть ей соперницей, когда их и так хватает. Но успеваю лишь сказать: