В сердце моем навсегда - Джо Гудмэн Страница 16

Они были так похожи, что им с трудом удавалось не выходить за рамки приличий.

— Она в моей спальне, — ответил Коннор. — Я только что говорил с ней.

Раштон пристально посмотрел на сына тяжелым пронизывающим взглядом:

— Ей нечего делать в твоей спальне.

— Скажи это Берил, отец. Я ее туда не приглашал. Моя совесть чиста.

— Черт бы тебя побрал, Коннор, — тихо произнес отец. — Я хочу, чтобы ты держался от нее подальше.

— Это вызовет неловкость, тебе не кажется? Мы оба живем под крышей твоего дома. Даже при том, что это огромная крыша, мои возможности ограниченны. — Он выжидательно смотрел на отца, на его губах играла легкая улыбка, а брови слегка приподнялись.

У Раштона перехватило дыхание. Это Эди смотрела на него глазами сына. Впечатление нахлынуло и пропало. Оно было мгновенным, но поразительно четким. Теперь Раштон снова смотрел на лицо сына, как на свое собственное, каким оно было в молодости. Несмотря на сходство, Раштон считал Коннора сыном Эди, а не своим.

— Пойду позову Берил, — напряженным голосом произнес он. — И можем отправляться. Хикс ждет нас перед домом в карете.

Интересно, подумал Коннор, что заставило так измениться лицо отца, словно он увидел призрак.

— Отлично, — ответил он. — Я жду.

Атмосфера в карете была напряженной. Коннор занял одно из кожаных сидений, а Раштон и Берил сидели напротив. Газовый свет с улицы просачивался в окно через равномерные промежутки по мере того, как карета огибала Центральный парк. Раштон был задумчив, Коннор смотрел отрешенно, а Берил волновалась.

Она поплотнее закуталась в пелерину, потому что холод проникал из-под дверцы прямо ей под одежду.

— Раштон, ты не можешь уговорить его быть более здравым и послушаться?

Но ответил Коннор:

— Будь серьезнее, Берил. Это же его идея. Ты думаешь, я оказался бы в таком положении, если бы он не нуждался в деньгах? Ты должна радоваться, что я готов пойти на это. Деньги в его сундуках — это и твои деньги, или ты так далеко вперед не загадывала?

— Но твой отец может получить деньги, продав землю.

— Побереги силы, Берил, — сказал Раштон. — Коннору это известно. Только потому, что он упрямо настаивает на покупке этой земли, и возникает проблема.

Коннор не мог сдержаться.

— Это мой дом! — крикнул он. Его слова, казалось, забарабанили о стенки кареты. Берил отпрянула. Губы Раштона сжались в тонкую линию. Выругавшись про себя, Коннор отодвинул заслонку окошка и постучал, отдавая приказ Хиксу. Карета почти тотчас же остановилась, и Коннор распахнул дверцу:

— Я пройду остаток пути пешком.

Берил наклонилась вперед, пытаясь остановить его, но Раштон протянул руку и помешал ей:

— Оставь его.

— Но мы приедем раньше него. Что мы им скажем?

— Будем кружить по кварталу, пока он не подойдет.

Мрачная, но смирившаяся Берил откинулась назад, и карета снова тронулась.

— Тебе обязательно нужно продать эту землю, Раш?

— Да. Спад на рынке делает это совершенно необходимым. Что бы там ни думал Коннор, я делаю это не назло ему. — Он искоса взглянул на Берил. — И не для того, чтобы потакать твоим надеждам на положение в обществе или содержать тебя на том уровне, который совсем недавно стал для тебя привычным!

Рука Берил обвила локоть Раштона, она теснее прижалась к нему.

— Ты не веришь, что мне наплевать на положение в обществе или на обеспеченную жизнь?

Раштон опустил взгляд на ее поднятое к нему лицо. Полоска света на короткое время осветила ее обиженное лицо, она и не пыталась скрыть боль. Он мягко похлопал ее по руке, насмешка в его улыбке и в голосе была едва заметной.

— Верю, что тебе совсем не наплевать, дорогая, а то почему ты вышла замуж за отца, когда могла заполучить сына?

Коннор шагал быстро, но это все же только частично помогало унять гнев. Ему хотелось что-нибудь пнуть, а еще лучше — кого-нибудь. Он был не из тех, кто любит драться, но сегодня вдруг почувствовал острое желание ввязаться в потасовку. Ему было все равно, даже если он сам окажется сбитым с ног и останется лежать на мостовой, при условии, что сперва хорошенько поработает кулаками.

Вероятно, именно аура его гнева сдерживала встречных, ни один из прохожих на Седьмой авеню или на Бродвее не приблизился к нему больше чем на три фута. Какой-то бродячий пес ненадолго увязался за ним, но держался за пределами досягаемости его пинка. Трое ребятишек скорчили мрачные лица, когда он проходил мимо, передразнивая его, но не посмели клянчить у него денег. Коннор ничего этого не заметил.

Перед его мысленным взором стояло тонкое, хрупкое лицо шлюхи-интриганки, рыжие волосы соблазнительницы и огромные, ясные зеленые глаза этой шельмы. Это ее хотел бы он повстречать, ее хотел бы избить. На украденные ею деньги он собирался выкупить у отца ранчо в Колорадо. Никогда больше не пришлось бы ему тревожиться о том, что землю у него могут отобрать. Отец продавал принадлежащее ему наследство, вырывая его прямо из рук. Но Коннор, хотя был оскорблен и уязвлен еще одним доказательством его предательства, все же большую часть гнева обрушивал на проститутку, которая обманула его, а не на отца, который его породил.

Коннор остановился перед воротами из острых железных прутьев на углу Бродвея и 50-й улицы. Прислонился к прутьям, чтобы перевести дух и привести в порядок мысли. Дом за его спиной приветливо манил к себе светом ламп, горящих в каждом из окон фасада. На верхнем этаже отведенная в сторону штора неожиданно упала вниз. Поскольку его внимание было поглощено приближающимся экипажем, Коннор не почувствовал, что за ним наблюдали. Он выпрямился, провел пятерней по волосам рассеянным, нервным жестом и стал ждать, когда выйдут из кареты отец и Берил.

К тому времени, как он подошел к парадной двери похожего на дворец дома из серого камня, его дыхание стало ровным, а неуверенность спряталась за спокойным и отчужденным зеркалом черных глаз.

Сидящий в парадной гостиной Джон Маккензи Уорт услышал, как домоправительница открыла дверь и поздоровалась с гостями. Его обычно невозмутимое лицо сейчас вовсе не казалось таковым, когда он по очереди переводил взгляд с жены на младшую дочь. Рот его широко открылся, а в темно-русых волосах, казалось, прибавилось седины, ведь его власти в доме был брошен вызов.

— Что значит не выйдет к обеду? — возмутился он. — Почему вы мне раньше не сказали?

Мойра Дэннехи Уорт только покачала головой с легкой улыбкой на красиво изогнутых губах:

— Именно потому, мой дорогой, что подозревали, как плохо ты это воспримешь. И были правы, поэтому говорим сейчас.

Джон Маккензи пронзил дочь взглядом, от которого его деловых партнеров прошибал пот. Мэри Скайлер не только не испугалась, она ответила ему не менее свирепым взглядом.