Светлячок надежды - Кристин Ханна Страница 15

У меня не очень получалось превратить смерть в нечто позитивное. Но разве могло быть иначе? Я хотела, чтобы она боролась до последнего вздоха. Это была ошибка. Мне следовало прислушаться к ее страху, утешить ее. А вместо этого я пообещала, что все будет хорошо и она выздоровеет.

Но я дала еще одно обещание. В самом конце. Поклялась позаботиться о ее семье, быть рядом с ее детьми – и я больше не собираюсь ее подводить.

Я иду за Марджи и Бадом к их «вольво». В салоне машины пахнет так же, как в моем детстве в доме Муларки – ментоловыми сигаретами, духами «Джин Нейт» и лаком для волос.

Я представляю, что Кейт снова сидит рядом со мной на заднем сиденье, ее отец ведет машину, а мать выдыхает дым в открытое окно. Я почти слышу, как Джон Денвер поет о Скалистых горах.

Кажется, что четыре мили, отделяющие католическую церковь от дома Райанов, не кончатся никогда. Все, на чем останавливается мой взгляд, напоминает о Кейт. Кофейня, где она часто останавливалась, кафе-мороженое, где делали ее любимое dulce de leche, книжный магазин, куда она в первую очередь шла перед Рождеством.

А потом мы приехали.

Двор заросший, неухоженный, с высокой травой. Я вспоминаю, что Кейти всегда хотела заняться ландшафтным дизайном.

Мы останавливаемся, и я выхожу. Шон, брат Кейт, подходит ко мне. Он на пять лет младше Кейт и меня, но он такой худой, унылый и сгорбленный, что выглядит старше. Волосы у него редкие, очки давно вышли из моды, но зеленые глаза за стеклами очков так похожи на глаза Кейт, что я с нежностью обнимаю его.

Потом я отстраняюсь и жду, когда Шон заговорит. Он молчит, и я тоже. Мы никогда толком не умели разговаривать друг с другом, а сегодня не тот день, чтобы упражняться в красноречии. Завтра он вернется к своей работе в какой-то компании из Кремниевой долины – я представляю, что он живет там один, по ночам играет в видеоигры и питается одними сэндвичами. Я не знаю, верно ли мое представление, но так мне кажется.

Он уходит, и я остаюсь одна у машины – смотрю на дом, который всегда считала и своим тоже. А сейчас я не могу в него войти.

Не могу. Но должна.

Я делаю глубокий вдох. Единственное, что у меня хорошо получается, – это не сдаваться. Я всегда умела не обращать внимания на боль, улыбаться и продолжать жить. Именно это мне теперь нужно сделать.

Ради Кейт.

Я вхожу в дом и присоединяюсь к Марджи, которая возится на кухне. Вместе мы готовим стол. Я двигаюсь быстро, превращаясь в одну из тех суетливых женщин, которые похожи на колибри. Не думай о ней. Не вспоминай. Мы с Марджи работаем слаженно, без слов готовя дом к поминальному вечеру, который тягостен и ей, и мне. Я расставляю по дому подставки и прикрепляю к ним фотографии, которые заранее выбрала сама Кейт и которые отражают разные периоды ее жизни. Я не могу на них смотреть.

Услышав звонок, я делаю глубокий вдох – это единственное, что помогает мне держаться. За моей спиной раздается звук шагов.

Пора.

Я поворачиваюсь и заставляю себя улыбнуться, но улыбка получается кривой и быстро гаснет. Я осторожно пробираюсь сквозь толпу, наливая вино и убирая тарелки. Каждые пятнадцать минут – это очередной триумф воли. До меня долетают обрывки разговоров. Люди говорят о Кейт, делятся воспоминаниями. Я не слушаю – это слишком больно, а я и так держусь из последних сил, – но разные истории доносятся до меня отовсюду. Услышав о ее ставке на аукционе «Ротари», я понимаю, что люди в этой комнате говорят о Кейт, которая мне незнакома, и от этого моя печаль только усиливается. И не только печаль. Ревность.

Женщина в плохо сидящем на ней и давно вышедшем из моды черном платье подходит ко мне и говорит:

– Она много о вас рассказывала.

Я благодарно улыбаюсь.

– Мы были лучшими подругами больше тридцати лет.

– Она так храбро держалась во время химиотерапии, правда?

Я ничего не могу на это ответить. Тогда меня не было рядом с ней. В нашей тридцатилетней дружбе случился двухлетний перерыв, когда мы поссорились. Я знала, как Кейт переживала, и пыталась помочь, но, как всегда, сделала все не так. В конечном счете я сильно обидела Кейт и не извинилась.

Моя самая близкая подруга без меня боролась с раком, и ей удалили обе груди. Меня не было рядом, когда у нее выпадали волосы, когда пришли плохие результаты анализов или когда она решила прекратить лечение. Я буду жалеть об этом до последнего вздоха.

– Второй сеанс был тяжелым, – говорит другая женщина, которая одета так, словно пришла с занятий йогой – черные легинсы, балетки и просторный черный кардиган.

– Я видела, как она брила голову, – говорит еще одна женщина. – Она смеялась, называла себя «солдатом Кейт». Я ни разу не видела, как она плачет.

Я с трудом сглатываю.

– Она принесла лимонные батончики на спектакль Мары, помните? – говорит кто-то еще. – Только Кейти могла принести угощение, когда…

– Она умирала, – тихо заканчивает за нее другая женщина, и обе умолкают.

Я этого больше не могу выдержать. Кейт просила меня сделать так, чтобы, вспоминая ее, люди улыбались. Никто не может оживить вечеринку так, как ты, Тал. Приди, ради меня.

Обещаю, подруга.

Я оставляю женщин и подхожу к проигрывателю. Этот старый джаз не помогает. «Для тебя, Кейти Скарлетт», – говорю я и вставляю диск в прорезь. Звучит музыка, и я прибавляю громкость.

В другом конце комнаты я вижу Джонни. Любовь всей ее жизни и, как это ни печально, единственный мужчина в моей. Единственный мужчина, на кого я могла положиться. Я смотрю на него и вижу, какой он подавленный, сломленный. Наверное, тот, кто с ним не знаком, этого не заметит – опущенные плечи, плохо выбритые щеки, морщинки под глазами, оставленные чередой бессонных ночей. Я знаю, что ему нечем меня утешить, что горе опустошило его.

Я знаю этого человека большую часть жизни, сначала как первого своего шефа, потом как мужа лучшей подруги. Во всех главных событиях в наших жизнях мы были рядом, и это меня утешает. Глядя на него, я не чувствую себя такой одинокой. Сегодня, когда я потеряла лучшую подругу, мне это очень нужно – заглушить одиночество. Но я не успеваю подойти к нему, потому что он отворачивается.

Музыка, наша музыка, живительным эликсиром струится по моим жилам, заполняет меня. Не отдавая себе отчета, я начинаю раскачиваться под ее ритм. Я знаю, что должна улыбаться, но печаль снова просыпается у меня внутри. Я вижу, как смотрят на меня люди. Во все глаза. По их мнению, я веду себя неприлично. Но эти люди не знали ее. Я была ее лучшей подругой.

Музыка, наша музыка, возвращает ее мне, на что не способны никакие слова.

– Кейти, – шепчу я, как будто она рядом.

Я вижу, как все сторонятся меня.

Мне все равно, что они думают. Я оборачиваюсь и вижу ее.