Игрушка для мажора - Карина Рейн Страница 14

7 августа 2019 года, среда

Этого дня я ждал, наверно, даже больше, чем своего совершеннолетия.

Жалею, что не могу видеть выражение лица девчонки, когда она получит письмо со своим распределением. Понятия не имею, на что она там надеялась и чего ждала — хотя, судя по просьбам Калугина поменяться с ним аккомодантами, можно догадаться, на что — но реальность такова, что завтра девчонка переедет в мой дом.

Как я и хотел.

Правда, меня напрягает интерес Вадика к малышке: с чего бы ему так рвать из-за неё волосы на жопе, что он даже ко мне прийти не побоялся? Что она для него значит? Никто из центра не пришёл бы с такой просьбой из-за человека с периметра из простого желания помочь. Это заставляло меня испытывать глухое раздражение — девчонка принадлежит мне, и никакие Калугины у меня на пути не встанут.

Сегодня для неё полдня готовили комнату — можно подумать, к нам едет принцесса соседнего государства; я и так уже злился на неё дальше, чем видел, потому что отец-таки заставил меня прочитать заключение о её психологическом портрете на двадцать три листа, и она мне не нравилась. Добрая, самоотверженная, искренняя… Тоже мне, мать Тереза современности… С такими качествами выше всего шанс оказаться в полной заднице и быть обманутым и растоптанным в грязи, а она полная дура, если считает, что доброта её спасёт от чего-либо.

Меня радует, что она будет жить на первом этаже, а не где-нибудь со мной поблизости. Первый этаж вообще без жилых комнат — гостиная, столовая, кухня, прачечная и спуск в подвал; через заднюю дверь можно выйти к бассейну, в сад или попасть в сауну — в общем, его функция — это проходной двор в почти двести квадратов. Моя мать, которая всегда неровно дышала к светской жизни, обожала устраивать приёмы — причём по любой фигне: день рождения, приезд брата, открытие нового торгового центра, удачный шоппинг (хотя когда он у неё был неудачным?..) — короче ей только дай повод спустить деньги. Мне-то, в общем, было плевать, чем она занята — лишь бы не докапывалась до меня со своими жалкими потугами исполнить родительский долг по воспитанию сына. Я по большей части пропадал по клубам, гонял на тачке или просто торчал в своей комнате в компании приставки — виделись мы редко. А если в гости приезжала ещё и Эвелина, я вообще сваливал как минимум на сутки: терпеть не могу эту самоуверенную стерву. Иногда в её приезд я звал в гости Клима — он оказывал ей такие пошлые знаки внимания, что она оставляла меня в покое, брезгливо сморщившись.

Короче, скучать принцессе Варваре здесь не придётся.

Пытаюсь представить её в своём доме — и не могу; я вообще до последнего надеялся, что мне удастся уговорить отца не приставлять ко мне няньку из бедного района, так что я рад, что в итоге мы с девчонкой столкнулись тогда в коридоре: по крайней мере, будет весело.

А отец должен быть мне благодарен за то, что я вообще с ним разговариваю. В жизни моих родителей был период, когда они жили раздельно — даже почти развелись; этот период длился почти шесть лет, после чего они снова сошлись, потому что мать поверила в эту чушь про то, что люди меняются. А вот я не верю и чёрта с два прощу этого эгоистичного упыря — ведь тогда он бросил не только мать, но и меня. С тех пор, как мы снова живём «счастливой семьёй», прошло уже четыре года, и отец продолжает пытаться наладить со мной отношения, и из-за этого у нас каждый день вместо разговоров случаются скандалы, после которых я выпускаю пары на высоких скоростях.

— Привет, сын.

Аа, вспомни — вот и оно.

— Я хотел побыть один, — приваливаюсь плечом к косяку и отворачиваюсь.

— В таком случае покупай себе отдельную квартиру, — хмыкает в ответ. — Ах, да, я совсем забыл — ты ведь сидишь на моей шее! Вот и сиди молча.

Стискиваю зубы, чтобы в очередной раз не послать его нахрен.

— Чё надо?

— Хотел спросить, в курсе ли ты, что завтра сам поедешь за этой Варей?

Злость уступает место раздражению, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

— С какого ещё хрена?

— С такого, что с завтрашнего дня эта девочка полностью переходит под твою опеку, — не терпящим возражений тоном рычит. — Если ты думал, что она станет твоей игрушкой, то ты заблуждаешься — за всё, что с ней случится, пока она живёт в нашем доме, я спрошу с тебя в десятикратном размере — ты меня понял?

— Понял, — глухо ворчу.

Отец уходит, оставив меня, наконец, одного, а я презрительно усмехаюсь.

Девчонка всё равно станет моей игрушкой.

А ему об этом знать совершенно необязательно.

И всё же мне пришлось признать, что кое-что придётся дать ей и мне самому; в периметре у подростков нет… да там вообще ничего нет, а меня это не устраивает. Во-первых, Варя будет жить в моём доме, а я не хочу слышать в свой адрес всякую хрень про то, что мой аккомодант выглядит как бомж с окраины — значит, её нужно одеть; во-вторых, я не собираюсь постоянно бегать и искать её, поэтому придётся подарить ей телефон — желательно со скачанным приложением, которое позволит мне следить за тем, где её носит: не хочу сюрпризов в виде встреч девчонки с Калугиным. Но заниматься этим всем в одиночку вообще не вариант — я не стану шататься по торговому центру в поисках женских шмоток. Мать точно не согласиться делать это ради какой-то девчонки с периметра, а из знакомых женского пола у меня только одна — больная на всю голову Эвелина.

К несчастью, выбирать не из чего.

Прихватываю лист, где указаны мерки Вари, и впервые в жизни звоню своей «родственнице»; перед тем, как озвучить причину звонка, мне приходится выслушать тонну соплей и визгов по поводу того, что она «тоже скучала», рада меня слышать и знала, что я позвоню. Подавляю рвотный рефлекс, а вот презрение, когда это зарвавшееся от самомнения чучело садится в салон моей машины — прости меня, малышка… — сдержать не могу.

И ещё: после четырёх часов шатания по торговому центру я понял только одно — рот у неё не закрывается вовсе.

С квадратной головой я возвращаюсь домой к восьми вечера, очень и очень грубо отказавшись везти Эвелину домой — достала; все купленные шмотки закидываю в комнату Вари — пусть сама с ними разбирается — а вот телефон прихватываю с собой: сначала нужно настроить приложения. Я сразу забиваю в память свой номер и на всякий случай номер отца — мать без царя в голове, на неё всё равно положиться нельзя. После этого иду в душ, ужинаю на кухне — просто сметаю всё, что попадается под руку — а после заваливаюсь в своей комнате на кровать. Сил нет вообще ни на что, потому что грёбаный шоппинг явно придумали женщины, которые хотят свести нас с ума, но сделать это незаметно и максимально садистским методом.