Контракт стервы - Елена Дженкинз Страница 14

Максим слушал Веру в пол-уха. Вечер оказался скучным, как и все вечера в обществе собственной невесты. Вера говорила монотонно, сводя все темы к одной: когда же свадьба? То есть даже не так: когда же брачная ночь?

Вера была мазохисткой, любила БДСМ и уже три года пыталась склонить Максима к брутальному сексу. И чтобы он унижал ее пожестче.

Но, во-первых, Максим не был властным мудаком-садистом. А во-вторых, его не привлекала Вера. У них был исключительно договорной союз, поскольку ее семья в трудный для «Дола» период купила 15 % акций по баснословной цене, вступив в ряды избранных.

Продать им долю пришлось три года назад, когда корпорация стояла на грани банкротства благодаря усилиям Уварова. Тогда главой была мама Максима, Екатерина, и стресс вогнал ее в предынфарктное состояние. Мама, не говоря ничего сыну, согласилась на требование семьи Веры соединить брачным союзом детей. Мать понадеялась на благоразумие Максима и то, что невеста была из очень богатой, некогда дворянской семьи, как и сами Езерские.

Совет «Дола» пополнился Верой, но надежды и любви не добавилось. Компания продолжала катиться вниз, а Максим никак не решался жениться. Не хотел. Его тошнило от мысли, что придется жить с Верой.

Мама давно отошла от дел «Дола», остальным же членам Совета было просто наплевать на будущее корпорации; они лишь ждали ежемесячных отчислений, и чтобы без задержек. Как вытянуть семейный бизнес, Максим пока не придумал. Но союз с Верой ему поперек горла стоял. Он специально изменял, глубоко в душе надеясь, что она уйдет, без спроса продав акции, но девушка сносила любые обиды и продолжала ждать у моря погоды. Мазохистка, чтоб ее.

«Дол» еле сводил концы с концами, и Максим стоял в тупике, глядя в стену и безуспешно пытаясь вспомнить, где выход. Продаться-то он продался, а вот как выкупить себя обратно, понятия не имел. За долю Веры сейчас нечем было заплатить. Могло помочь только вливание активов «Константы», но война предстояла неравная: Максиму не выдержать финансовые удары Уварова. В этом и заключалась загвоздка. Если не найти на Сатану компромат, то битва будет проиграна.

— Знаешь, мне надоело говорить в пустоту, — раздраженно сказала Вера, возвращая его к реальности. — Десерта ждать не буду.

Она допила залпом вино из бокала, поморщилась, промокнула губы белой тканевой салфеткой и поднялась.

— А я думал, тебе нравится пренебрежение, — усмехнулся Максим, потирая уставшие глаза.

В этот момент в соседней кабине до боли знакомый мелодичный голос грубо обвинил соседа по столу в воровстве. Максим недоверчиво посмотрел сквозь стену. Серьезно? Это бедняжка Фрэнки, святая мученица, орет на собеседника? Или только показалось?

— Но не тогда, когда мной пренебрегают ради другой женщины. Снова о своей Сонечке задумался? — ее едкие слова не достигли цели, потому что о Соне Максим не вспоминал в эти дни.

— Я говорил тебе, что нам пора официально расстаться. Ты попросила сохранить показуху для общества и своей семьи. Так в чем ты меня обвиняешь?

Вера ушла, а Максиму стало интересно, почему у Фрэнки такое паршивое настроение. И снова сомнение: какая же она на самом деле? Ангел, стерва или гибрид? Происходящее за стенкой подтверждало второй вариант, и Егерь улыбнулся. Так и знал.

Забавное совпадение. Первый день войны с «Константой», а дочка Уварова ужинает там же, где и Максим. В совпадения он не верил, а значит, Сатана подослал свою приспешницу с некоей целью.

С какой именно, Максим понял, когда без приглашения присоединился к оставшейся в одиночестве Фрэнки.

Твою мать, его решили соблазнить. Неужто надеются, что Максим отупеет и продаст душу этой демонессе?

Но дышать стало труднее, факт. До чего красива стерва. Откровенное золотистое платье едва прикрывало грудь и почти полностью открывало ноги, затянутые в черные то ли сапоги, то ли чулки. Отличный выбор, надо сказать — для выставления товара напоказ. Только Максима давно не привлекали дешевки. Он любил интересных женщин. А Фрэнки такой определенно являлась. Ему было все равно, во что она одета. Он видел женщину, а не внешнюю мишуру. В ее глазах было столько противоречивых эмоций, что Максим напрягся, почувствовав знакомое притяжение. Кто из них двоих сейчас охотник? Он не был уверен, поэтому зашел издалека…

* * *

— А я сижу, гадаю. Фрэнки, солнце, ты ли это?

От неожиданности она дрогнула и накрыла папку двумя ладонями, хоть имен внутри и не могло быть. Она ведь Боре не называла.

Фрэнки знала, что Егерь тоже собирался ужинать в этом ресторане, но не думала, что его столик — соседний. Он же все слышал. Что теперь подумает?!

А какая разница, что он подумает? Стерве чхать на чужое мнение.

— Максим, добрый вечер. Вы за мной следите?

Езерский долго и с подчеркнутым вниманием разглядывал наряд Фрэнки. Он, судя по вскинутым бровям, тоже удивился, как и брат, и Боря. Неужели девушка не может позволить себе немного разврата без того, чтобы ее осуждали? Впрочем, у Егеря в глазах было не осуждение, а кое-что иное. Интерес?

Снова появился официант, с бокалами и бутылкой шампанского в качестве извинений.

— Она сделает заказ позже, я вас позову, — ответил за Фрэнки незваный гость. Когда официант откланялся, Егерь ухмыльнулся и закрыл дверь, тонкую, как ширма, но тем не менее не прозрачную, так что если даже он захочет убить Фрэнки, то никто не заметит.

— Я собиралась уходить, — холодно сказала она, чувствуя, как перехватывает дыхание. Брат или не брат? Она глянула на папку, но Егерь как раз отбросил документы на диван, подальше от Фрэнки.

Максим обвел девушку горящим взглядом, медленно, не стесняясь, пока не остановился на ее лице и не посмотрел в глаза. Бух! Это мозг не выдержал стресса, ответив перепадом давления. И снова это необъяснимое притяжение, стоило их взглядам соприкоснуться. На нервной почве Фрэнки начала подчеркнуто внимательно изучать свои выкрашенные в бардовый цвет ногти.