Чарлстон - Александра Риплей Страница 13

– Ты не из окрестностей форта Милл, Джо?

– Да. Из деревни Калхоун.

– Бедный старый Джон. Мы должны быть благодарны ему за то, что сидим теперь тут. Я думаю, ты ждал не дождался, когда тебя возьмут на войну. Что-то ты мне не кажешься очень взрослым.

Джо сплюнул на угли.

– Я достаточно вырос, чтобы убивать и гореть в аду. Я сбежал сюда, чтобы убить янки, а не то убил бы папашу. Но насчет этого в Библии есть заповедь, а вот про янки там ничего не сказано.

– Почему твой отец не ушел сражаться? Джо рассмеялся:

– Черт побери, капитан! На что нам, сельским жителям, война? Негры не мотыжат наши хлопковые поля, вместо них это делаем мы, дети. И папаша следит с ремнем, чтобы мы работали хорошо. Я старший и потому бит больше всех. Папаша готов сражаться с любым, кто ступит на его землю, не разбирая, какого цвета мундир на непрошеном госте. Но он говорит, что не может видеть, как убивают благовоспитанных джентльменов из Чарлстона, которые имеют работников у себя на полях… От болтовни у меня пересохло во рту, капитан. Не дадите ли вы мне кусочек своей жвачки?

Пинкни предложил ему остаток вяленого мяса. Джо откусил кусочек, но тут же выплюнул.

– Это не табак.

– А я и не говорил тебе, что это табак.

– Значит, ты здесь поджариваешь собственные кости? Я думал, ты охраняешь что-нибудь повкусней.

– При свете костра я читаю.

Джо уставился на Пинкни, как если бы тот сказал, что умеет ходить по воде. Затем его веки дрогнули, и он с подозрением покосился на офицера:

– Покажи, что ты читаешь.

Пинкни охотно прочитал ему несколько предложений. Джо не сводил с него глаз.

– Кто ты такой?

– Один из чарлстонских джентльменов, за которых не хочет сражаться твой отец.

Джо встал и медленно обошел Пинкни. При свете костра он всмотрелся в него, пытливо изучая его поношенный мундир и спокойную улыбку на гладко выбритом лице.

– Мой папаша опять дал маху, – сказал он, – и уже не в первый раз. Я буду сражаться за тебя, капитан.

С тех пор мальчик не отставал от Пинкни. Куда бы Пинкни ни шел, он повсюду следовал за ним, держась чуть поодаль по правую руку. Поначалу над ним потешались, прозвав его Тенью, но Джо не обращал внимания на насмешки. Кличка привилась, и вскоре все забыли, что у мальчика есть еще какое-то имя.

Рождество шестьдесят четвертого внешне ничем не отличалось от довоенных праздников. Дома были переполнены гостями, столы накрывали в два-три приема, так как за ними, даже разложенными, не могло уместиться более тридцати человек. С плантаций по реке доставлялись припасы, лодка следовала за лодкой, и оскудения почти не чувствовалось.

Сладковатый, пряный аромат гирлянд вечнозеленых растений плыл в воздухе, на каминных полках высились охапки сосновых веток, лестничные перила были увиты смилаксом, и на каждом столе стояла огромная серебряная ваза с камелиями. Несмотря на непрерывный дождь, матроны со своими детьми обходили дом за домом, отдавая визиты и поздравляя родственников, близких и дальних, с которыми они не встречались годами. Но за непринужденной праздничной беседой крылся холодок ужаса. Армия Шермана неуклонно наступала со своими факельщиками, среди гостей было много беженцев. Захватив Атланту, Шерман в середине ноября стал продвигаться на юго-запад через Джорджию. Его солдаты жгли и грабили все вокруг, оставляя позади себя выжженную полосу в шестьдесят миль шириной и сея ужас. Было ясно, что, достигнув побережья, Шерман повернет на север и проложит опустошительный путь через обе Каролины, чтобы в Виргинии воссоединиться с большой Армией.

Беженцы гостили в домах по нескольку дней, наслаждаясь видимостью покоя, а затем переходили к другим хозяевам, распространяя панику. Конфедераты, стоявшие в Чарлстоне, пытались ободрить горожан, но они не могли лгать. Военные знали, что вскоре вынуждены будут отступить перед натиском Объединенных Сил. Они советовали жителям Чарлстона присоединиться к беженцам, когда армия покинет город.

Джулия Эшли застала сестру в слезах. На полу спальни громоздились разноцветные груды бальных платьев.

– Ах, Джулия, я не знаю, как быть, – всхлипывала Мэри. – Если я не возьму с собой эти платья, мне нечего будет надеть, когда я перестану носить траур. Но их слишком много. Понадобится много места в поезде, а разрешается брать с собой только два сундука.

– Ты круглая идиотка, Мэри, – простонала Джулия. – Как ты думаешь, куда ты едешь?

– В Колумбию. Все едут в Колумбию. Уже вырыли прах мистера Калхоуна, чтобы перевезти туда, и колокола Святого Михаила тоже отправляют.

– Ты думаешь, Шерман испугается призрака Джона К. Калхоуна?

– Да. Мне так страшно! Его повезут в одном поезде с нами. – Мэри испуганно взглянула на сестру: – Надеюсь, ты не обиделась, Джулия? Я оставила уголок для твоих вещей в сундуке с детской одеждой. Мне это все действительно необходимо. А ты всегда так мало заботилась об одежде…

Джулия покачала головой:

– Это не имеет значения. Я не так глупа, чтобы ехать в Колумбию. Шерман направится прямо туда, продвигаясь на север. Я еду в Барони. Я не позволю этим негодяям сжечь мой дом и напугать моих людей.

– Джулия, ты сошла с ума! Ты не сможешь ничего сделать.

– Не говори это мне, Мэри Эшли. Я это сделаю. И тебе следует поторопиться, чтобы отправиться вместе со мной, если ты не хочешь остаться здесь. Все чарлстонские простофили сбиваются в стаю, как домашние утки, чтобы отправиться в Колумбию.

– Ты считаешь себя умнее всех. Я уже отправила телеграмму кузине Эвламии Пинкни, что мы прибываем. У нее в доме достаточно места, нам там не будет тесно.

Джулия вздохнула:

– Тебя не убедишь, Мэри. Не стоит и пытаться. Если в тебе есть хоть крупица здравого смысла, лучше возьми с собой съестные припасы. Не будете же вы в поезде питаться чехлами для корсетов.

Втайне она была рада, что Мэри уезжает. Джулия не знала, что ждет ее на плантациях, и истеричная Мэри могла стать для нее обузой.

Мэри Трэдд, Стюарт, Лиззи, ее нянька Джорджина, Софи, горничная Мэри, и три сундука с вещами погрузили в сбившийся с расписания поезд, который должен был отправиться на следующий день. Как только они уехали, Джулия принялась отбирать все ценное, что она могла взять с собой в Барони. Дом на Шарлотт-стрит, полагала она, наверняка будет разграблен. В отличие от Мэри, она знала о телеграмме Шермана Линкольну. Саванне было предназначено стать рождественским подарком президенту, а улицы Чарлстона генерал обещал усеять солью, превратив город в современный Карфаген. С нею, конечно, будут люди, постоянно живущие на плантациях, но она обещала отправить лодку за всеми слугами, и ее, и Мэри, которые захотят уехать из города. Прибыв на плантацию, она не удивилась малолюдью. Лихорадка свободы заразила и Чарлстон. Многие чернокожие с таким нетерпением дожидались войск Шермана, как если бы то были сонмы ангелов. В конце января Джулия обосновалась в деревне, ожидая грядущих событий и строя планы. Она была Эшли – но смутит ли это противника? Однако Джулия сохраняла гордый, бесстрашный вид, и никто не догадывался о ее сомнениях.