Я не ангел - Ольга Соврикова Страница 13

Поминки по ней я справила знатные. Все было свеженькое, горячее и слезы были настоящие, потому как жалела я очень, что раньше ей никогда мыться не помогала. А в этот раз я, когда по ее требованию спинку ей потерла, мыло в воде оставила, случайно. На нем она и поскользнулась. Упала. Ударилась. Закашлялась сильно, потому как воды мыльной нахлебалась и «всплыть» окончательно не смогла, утонула. Мне правда пришлось потом водички в ванную добавить для достоверности и полотенце мокрое, которым я ее ноги прихватывала, чтобы синяков лишних на них не было и руки не скользили пока я ее удерживала, на кухню отнести и жиром запачкать. Врачей с милицией я сама вызвала, но опоздала помощь-то. А что сделаешь? Все мы смертные. Несчастье с каждым случиться может. Так в протоколе и написали — несчастный случай. Не моя вина, что я для мамочки пирожки на кухне жарила, а соседский ребенок за стенкой скрипку мучил. Следствием точно было установлено: в подобном шуме услышать происходящее в ванной я просто не могла. Рассказывать о том, как мой Димка с лестницы упал и шею свернул через неделю после похорон мамочки, я не буду. Это он впервые в своей жизни напился, горе запивал. Меня рядом в том момент и близко не было, на работе была. Вся моя смена засвидетельствовала, что именно в этот день я никуда не отлучалась. Детей мы и с этим моим мужем не нажили. Родственников близких у них не было, а потому квартирка, в которой мы проживали мне отошла. Чтобы зависть у людей не вызывать, я ее быстренько продала и к мамочке в коммуналку вернулась, как и после первого замужества, с первым-то мужем я в общежитии жила.

А потом, деточка, война началась. Много горя на баб свалилось. Выживали, как могли. Жили на заводах. Работали, пока стоять могли, потом падали возле станка спать. К концу войны я третий раз замуж и вышла. За кого? Так за Козлова Василия Михайловича — он на нашем заводе «нюхачем» был, вынюхивал, высматривал, подслушивал, докладывал. Ну, так не его вина в этом. Работа у него такая была. Служил он тогда в госбезопасности. От провокаторов, шпионов, саботажников нас защищал. Сколько народа, тварь такая, сгубил… На пальцах не пересчитать. Не любила я его, никогда не любила, но замуж пошла. А куда мне было деваться? Выбор передо мной стоял не большой: лагерь или замужество. Подставил он меня, подвел под арест. Не согласилась добровольно под него лечь, так он отомстил, как мог, а мог он многое.

С завода он меня забрал почти сразу. Устроил работать к себе, секретарем. Хвастаться мною перед сослуживцами любил. Сам был маленький, плюгавенький с вечно простуженным носом и плешивой головенкой. Зато фантазией обладал просто безграничной, затейник был редкостный. Мстил неугодным с выдумкой и получал от этого море удовольствия. Лично мне он мстил пятнадцать лет. На людях чудный муж: под локоток поддержит, в красивое оденет, в кино, ресторан, театр сводит, а чуть через порог квартиры своей переступит, так его словно на изнанку выворачивали. И, что самое интересное, никогда на видимых частях тела синяков мне не оставлял, хоть и все новые методы дознания сначала на мне проверял. Ты думаешь, почему у меня голос такой хрипловатый, тихий? Дооралась однажды в любимом подвальчике моего муженька и все… Месяц потом не разговаривала, а затем полгода только шептала. Врачи от простуды лечили, а милый фрукты таскал, шоколадки, на работе и обязательно при свидетелях угощал. Они тогда, в послевоенные годы, большой редкостью были. И все же я за эти годы много чему научилась. Начинала секретарем, потом помощником следователя была, затем следователем госбезопасности. Один год даже под прикрытием за границей проработала потому, как немецкий знала в совершенстве. Вот в этот год я и от мужа отдохнула, и клад нашла, стрелять научилась, тайники: как оборудовать, так и находить. Опять же, задание свое выполнить смогла полностью и вернулась на Родину именно с теми документами, за которыми меня посылали. За это меня в звании повысили и начальником над отделом, где муженек работал, назначили. Вдовой я стала через полгода после этого. Один из моих подчиненных серьезную ошибку совершил. Я прикрыла. Потом с его помощью взяла в оборот своего козла Козлова. На дыбу подвесила в его любимом подвальчике. Заставила все о его делишках и тайниках рассказать. Компромат, сфабрикованный на меня, уничтожила. Капитал его припрятанный, с помощником своим разделила, а мужа на костер «как ведьму» возвела. Сгорел родимый вместе с машиной своей служебной при попытке осуществить арест нарушителя общественного спокойствия и порядка. Награжден посмертно медалью. Герой…

После этого замужества я надолго с мужиками завязала. Работала, как проклятая. Если в подозреваемых по делу мужик проходил, так я просто удержу не знала. В конторе нашей меня бешеной гончей прозвали. Говорили — почует след, загонит, придушит, приволочет. Но, как бы то ни было, чтобы не происходило, но улики я никогда не подтасовывала, и виноватых от наказания не отмазывала. За это меня в начале девяностых на залуженную пенсию и проводили. Тогда я, не иначе как от безделья, замуж четвертый раз и вышла, ненадолго. А если честно, то нужен мне был кандидат очень «желающий» выехать за границу. Квартиру мою, большую уже к тому времени, из бывшей коммуналки, получившуюся в родном доме моего батюшки, обезопасить нужно было. Полгодика Владислава Аркадьевича Соловкова потерпела на своей территории, а потом он у меня и «уехал», горемычный. В стране в те годы такой бардак был, сама знаешь, что никому ни до кого дела не было. Сообщала всем желающим знать, что уехал и затерялся где-то там, заграницей. А, что его искать? Живой он, у узбеков в степях барашков раньше пас, а сейчас вместе со своей Айгуль внуков нянчит. Его в те годы сильно криминал прижал, вот я по доброте душевной и помогла мужичку жизнь сохранить. Денег у него как тогда не было, так и сейчас нет, а из степей тех до Москвы ему не добраться. Он хоть и моложе меня на двадцать лет, а последние свои годочки доживает. Имя у него другое, жизнь тоже другая. Мои секреты его и тогда не интересовали, а уж сейчас и подавно. Безвредный он, работяга. Всю жизнь за меня богу молится. Должником себя считает. А я вот живу в свое удовольствие. Каждое лето на Алтай езжу. Травки собираю, воздухом дышу, горами любуюсь. Есть у меня там друзья настоящие, верные. Отдыхаю я у них в гостях, душой отдыхаю. Чувствую себя просто великолепно, для своих лет. Недавно в пятый раз замуж сходила за Питерского коллекционера. Да вот беда… Такой на вид крепенький дедочек, оказался тем еще обманщиком. Обещал меня до конца моей жизни на руках носить и на тебе! Помер. И что самое обидное. Пришлось мне из-за него с Алтая в тот год раньше возвращаться. Все лето псу шелудивому под хвост… Семьдесят пять, это ведь не повод, чтобы так скоропостижно в гробик укладываться? Хорошо хоть наследников не много после себя оставил и о завещании не забыл. Все, о чем сынок его знал, он ему и оставил, а о чем не знал, я прибрала. И правильно… Зачем мне квартира, мебель антикварная, вазы, картины, серебряные безделушки, пара дорогих колец и колье? Миллионы стоят? Ха!

Как же его отпрыск радовался, когда после похорон завещание услышал. В тот же день меня из квартиры выставил. А я, что? Ушла тихонько и слова не сказала. Не хотелось мне мальчика огорчать. Так и не узнал он, каким скрягой был его папаша, сколько тайников было в его квартире, сколько золота и драгоценных камней накопил покойничек за свою жизнь. Я еще при его жизни все его захоронки нашла, а потом за пару ночей не только выпотрошила, но и сами тайники уничтожила. Не нужно ребенку знать о том, что они были. Начнет думать о их возможном содержимом. Вспомнит про меня. А ведь многие знания укорачивают жизнь. Пусть живет спокойно и счастливо. Он свое состояние, от матери доставшееся, промотал уже. Теперь с легкой душой папашино проматывать начнет, но, надеюсь, ему на его жизнь хватит.