Одно воспоминание Флоры Бэнкс - Эмили Барр Страница 12

Я снова и снова перечитывала письмо, и каждый раз меня шокировало, что Дрейк хочет увидеть меня обнаженной. Волна жара накрывала меня с головы до кончиков пальцев, я «краснела» до корней волос, хотя была одна. Я не знала, как справиться с тем, что он написал. Я постаралась запомнить его письмо (это казалось мне возможным), а потом распечатала нашу переписку и аккуратно убрала ее в папку.

Он провел больше времени, чем я думала, представляя меня обнаженной. Я закрыла глаза и попыталась это осознать. Ощущение пугало. Мне больше не десять лет.

Дом изменился: перестал быть пустым, не считая поселившейся в нем удушающей тишины. Он превратился в магическое место. Казалось, сверкает каждая поверхность. В воздухе повеяло волшебством.

Я переписывалась с Дрейком, и день превратился в ночь, а ночь — в день. Дрейку нужно работать на своей спутниковой станции, но, как только у него появляется возможность, он бросается к компьютеру и пишет мне. Я снова и снова отвечала ему, чтобы послания накопились к тому времени, когда он сможет их прочесть. Его ответы мерцали и золотились.

Письма становились все откровеннее. Если в одном Дрейк написал, что представляет меня обнаженной, то в следующем — что бы ему хотелось сделать с моим обнаженным телом. Я изо всех сил старалась отвечать правильно. Понятия не имея, как вести подобный разговор, я написала, что думаю, и надеюсь, что это нормально. Его идеи были странными и новыми, но они мне нравились. Мои слова появлялись на экране в снежном краю, и Дрейк отвечал при первой же возможности. Это опьяняло. Каким-то образом я все делала правильно.

«Нет ничего такого, — оказывается, написала я, — что люди делают вместе, чего бы я не захотела делать с тобой, если бы ты попросил».

Как только я это написала, то попробовала оценить свои слова и мгновенно представила людей за самыми ужасными занятиями. Я совсем не это имела в виду. Но послать вдогонку письмо с уточнением было бы неромантично. Я начала было писать это, но передумала и все стерла. Оставалось надеяться, что Дрейк поймет смысл, который я вложила в эти слова.

Иногда я обнаруживала себя перед монитором большого родительского компьютера, читающей выбранные наугад интернет-страницы и гадающей, что я там делаю. Мои электронные письма хранились в ноутбуке. Наверное, я перемещалась к большому компьютеру, не замечая этого, в тот момент, когда начинала беспокоиться о родителях. Они периодически слали мне сообщения, извещая, что они в порядке, но Джейкоб очень болен, и тяжело приходится всем. Я отвечала жизнерадостно, просила не тревожиться обо мне. Они спрашивали о Пейдж, но я помнила, что подруга меня ненавидит (это было написано всюду). Поэтому я написала родителям, что она потеряла телефон, и посылала им сообщения от ее имени.

Потом я нашла записку со словами: «Я сказала маме, что Пейдж потеряла телефон. Это для того, чтобы они ей не звонили». Пару раз я точно говорила об этом маме, а может, и больше.

Моя память не улучшилась. Но я помнила поцелуй и цеплялась за это.

Во вторник я не съела карри, оставленное мамой в герметичном контейнере с надписью «Съешь это во вторник». Я съела несколько тостов и банан. Из дома не выходила, потому что выйти из дома означало оставить компьютер. Я сидела и пялилась на него. Не смотрела в монитор, только когда бегала в ванную или ставила чайник. Я приняла таблетки, когда мама прислала сообщение.

Среда. Мне следовало принять душ. Но принять душ значило оставить ноутбук в сухом месте. Я не могла это сделать. Я носила его из комнаты в комнату, целый день ходя в пижаме, и смотрела на экран. Я писала длинные письма, редактировала их и отсылала. Короткие письма тоже писала. Я любила Дрейка и сказала ему об этом. Он ответил, что тоже любит меня. Он тоже любит меня… Я встала обнаженная перед большим зеркалом и посмотрела на себя его глазами.

Я помнила наш поцелуй. Воспоминание задержалось в моей голове. Остальные вещи приходили и уходили, но поцелуй оставался.

В среду мы больше говорили о сексе. Пока ко мне не вернется память, отношения, доступные другим людям, не для меня. Дрейк попросил провести с ним ночь, и я сразу же ответила, что не могу это сделать из-за мамы. Потом я пожалела об этом. Странная вещь — сожаления. Пожалуй, ничего подобного я раньше не испытывала.

«Я бы все отдала, — написала я, — за возможность снова поцеловать тебя, прикоснуться к тебе, почувствовать твои руки на моем теле». Слова полились, не подвергнутые цензуре, наполовину нелепые.

На волю вырвалось то, о существовании чего в себе я даже не подозревала.

«Мне бы хотелось, — продолжала я, — ответить правильно в тот момент, когда ты попросил меня провести с тобой ночь. Я бы отдала что угодно за то, чтобы ты был со мной здесь, в постели, где я лежу сейчас. Я все бы отдала».

«И я бы отдал все, чтобы быть там, — ответил он. — Чтобы проснуться рядом с тобой, дотронуться до тебя. Твое тело совершенно. Я знаю это. Если бы просьба не была такой неприличной, я бы попросил прислать мне твою фотографию».

Этого я сделать не могла. Сфотографироваться обнаженной — идея невозможная, и я ему об этом написала. Я бы никогда не осмелилась сделать свое фото и прикрепить его к письму. Я бы не смогла.

«Тебе придется просто представить, — добавила я. — Возможно, когда-нибудь… ты знаешь».

«Надеюсь на это, — ответил он. — Когда возвращаются твои родители? В субботу?»

«Они мне так сказали. Какой сегодня день? Среда?»

«Четверг. У тебя еще два дня до того, как кто-то спросит тебя, что ты делаешь за компьютером все это время».

«Им нравится, когда я сижу за компьютером. Это значит, что я в безопасности».

В его ответе отчетливо прозвучало удивление, когда он сросил:

«Они знают об Интернете? Большинство родителей не хочет, чтобы их дочери разговаривали с мужчинами онлайн».

«Это для десятилеток, — напомнила я ему. — А мне семнадцать».

Я смирилась со словами «Я поцеловала Дрейка». Я помнила об этом. Я поцеловала его на пляже накануне вечером, и, хотя я наверняка спала с тех пор, каждая деталь отчетливо сохранилась в моей памяти. Мне хотелось остаться в этом воспоминании, жить там вечно. Я ощущала тепло и сияние. Я любила Дрейка. Он сказал: «Мне бы хотелось провести с тобой ночь».