Холодные сердца - Лайза Джуэлл Страница 12

– Все не так плохо, – повторила Мэг. – Господи, мама, зачем тебе столько, – она перевела взгляд на ближайшую к ее ногам коробку, – средств от насекомых.

Лорелея закатила глаза.

– Мы живем за городом, – многозначительно произнесла она, как будто Мэган больше не являлась членом этого эксклюзивного клуба загородного жилья. – У нас очень много насекомых.

– Я имею в виду, что это пожароопасно, разве нет? Представь, если это все вспыхнет? Крыша взорвется сразу. О господи!

– Это очень выгодно, дорогая, – почти пропела Лорелея, уворачиваясь от прямого ответа. – Экономия семейного бюджета.

– Да, конечно, но семье на самом деле не нужны будут никакие деньги, если все мы сгорим заживо в огненном шаре.

– Мы много тратим, – отрезала Лорелея. – И никакого пожара не будет.

– Мам, весь наш дом – сплошной источник возгорания. На пятьдесят процентов он состоит из бумаги.

Лорелея хмыкнула.

– Знаешь, – начала она, – мне кажется довольно интересным тот факт, что я совершенно счастлива в этом доме до тех пор, пока не приедешь ты и не начнешь все критиковать.

– Это потому, что я пытаюсь быть объективной, мама. Я вижу много такого, чего ты не замечаешь. Я вижу, чем ты тут занимаешься.

– А чем именно таким я занимаюсь, Мэган, кроме того, что ухаживаю за всеми и делаю лучшее, на что способна, чтобы заботиться и поддерживать в нормальном состоянии наш прекрасный дом?

Мэган не соизволила ответить. Это было бы слишком жестоко.

Боб и Дженни прошлым летом переехали, и в доме по соседству теперь обитала молодая пара с ребенком, которые обменяли квартиру в Клэпхеме ^[12] на коттедж в Котсволде, словно сошедший с художественной открытки. Они представились как Вики и Тим, а их малышку звали Мадлен, и, конечно же, Лорелея пригласила их на пасхальный обед. Мэган могла только воображать, насколько это приглашение застало их врасплох, совершенно не оставив времени, чтобы придумать вежливый предлог для отказа. Мысленным взором она даже видела, как Вики, заикаясь и пытаясь проглотить комок в горле, с ужасной фальшивой улыбкой, сглатывая слюну, говорит: «Ээ, ну хорошо, это было бы здорово». Мадлен было всего шесть месяцев, но Лорелея тем не менее завернула в фольгу яйца и вытащила плетеные корзины, и все отправились сопровождать Вики, Тима и их малышку по саду, сильно волнуясь и охая всякий раз, когда кто-то находил яйцо. Ребенок на руках Вики смотрел на все это в полном замешательстве.

Был приготовлен и нарезан ягненок, яйца съедены, фольга с комментариями разглажена и отложена в сторону, солнце светило, было слишком много моркови и мало картошки, желтые стены кухни будто бы испытывали боль под тяжестью детского творчества. Разговор не ладился, поскольку никто на самом деле не знал, о чем еще говорить, а Мэган жалела, что не осталась в Лондоне. В четыре часа Вики с Тимом вместе со своим спящим ребенком отправились домой, а затем довольно неожиданно, минут через пять, Вики вернулась с бутылкой божоле, они с Лорелеей устроились подальше в укромном местечке. Они пили, смеялись и болтали больше трех часов.

Мэг и Бетан вопросительно подняли брови и переглянулись, глядя на эту парочку. А из сада доносился громкий смех взрослых, которые сидели, нежась в лучах вечернего солнца.

– Ну, – сказала Бет, – не все, как ты, считают маму такой ужасной, между прочим.

– Я не считаю ее ужасной. Я просто считаю, что она больна.

Бет фыркнула.

– Она эксцентричная, только и всего.

– Гм…

– Если начистоту, то да, она больна, – рассмеялась Бет. – Но она милая, у нее так много энергии, она очень добропорядочная. Она хочет как лучше.

– Она не хочет как лучше. Знаешь, с тех пор как я приехала, она еще ни разу не спросила меня о моей работе. Даже не заметила, что я подстриглась.

– Может она сердится, что ты уехала из дома?

– Ну ведь это ненормально, ты так не считаешь? Что это за мать, которая злится на то, что ее двадцатилетний ребенок уехал из дома?

– Хорошо, возможно, она сердится из-за того, что ты уехала именно в Лондон?

– А при чем здесь Лондон? Половина подростков из этой деревни в итоге оказывается в Лондоне. Так поступают все нормальные люди. А как дела с Ризом?

– С Ризом?

– Ну, она ведет себя так, словно махнула на него рукой. Даже не заставила его спуститься к обеду. Как будто ей все равно.

– Она пыталась, я слышала. Он просто отказался спуститься.

– Но если бы это был мой ребенок, я бы не смогла спокойно сидеть за столом с этими малознакомыми людьми и болтать про охоту за яйцами, словно ничего не случилось. Я бы насильно притащила его вниз. Я хочу сказать, что он сегодня еще даже не ел. А сейчас, – Мэг взглянула на часы, – сейчас уже почти семь. Почти семь часов, а она сидит там, достает своей болтовней какую-то женщину, с которой едва знакома, а ее сын весь день предоставлен сам себе, а она даже ни разу не поинтересовалась, как он там. – Мэган сердито встала и направилась в дом. – Пойду, сделаю ему сэндвич, – добавила она.

Она положила ломтики холодной баранины, политые мятным соусом, между двумя толстыми кусочками хлеба с маком и густо намазала майонезом, потом нашла пакетик чипсов и банку колы и поставила все это на поднос. Она испытывала ярость из-за того, что ей приходится исполнять роль матери, в то время как настоящая мать сидит и пьет красное вино, наслаждаясь вниманием новоиспеченного и ничего не подозревающего «обожателя». Мэг шла по дому, ежась от вида картонных коробок, выстроившихся на каждой лестничной ступеньке и заполонивших прихожую, от груды почтовых конвертов, рисунков, ожидающих своей очереди, чтобы занять место на стене, и грязного белья. Создавалось впечатление, что все эти предметы хотели донести до места назначения, но почему-то бросили на полпути. Повсюду царил хаос. Все, кто попадал в дом Бердов, за исключением Вики и Тима, восторгались и ворковали об очаровании этого места: «Так уютно! Так гостеприимно!» Но они не замечали правду, которая заключалась в том, что этот дом представлял собой плод работы беспорядочной мысли, которая все сопутствующие этому хаосу факторы воспринимала как должное.

Мэган на мгновение остановилась на лестничной площадке, наблюдая за птицами на деревьях: кучки воробьев и синиц сгрудились на ветках, отталкивая друг друга, чтобы отвоевать себе пространство. Она поставила поднос на подоконник и присела. Снизу она слышала голоса матери и ее новой подруги, они кудахтали и повизгивали, а сверху, где-то под крышей, из комнаты брата слышалась мелодия Alice in Chains. С улицы доносились только звуки природы: трели крошечных птичек, приглушенный шум трактора, возвращающегося после полевых работ, отдаленный лай собаки. Она глубоко вздохнула, чтобы прочувствовать это мгновение. Сколько всего она пропустила, пока была в Лондоне! Нет, не безумие этого дома, где у любого нормального человека могла бы развиться клаустрофобия из-за невероятной груды вещей. И она совсем не тосковала по своей сумасшедшей матери, пассивному отцу, беспокойным братьям и чересчур хорошей сестре, ей не хватало загородного мира и простой чистой жизни, царящей за окном. Мэг снова вздохнула и на какое-то мгновение задержала дыхание. Потом она взяла поднос, чтобы преодолеть восемь шагов, отделявших ее от комнаты младшего брата. Восемь маленьких шагов, разделявшие «сейчас» от «потом».