Лето больших надежд - Сьюзен Виггз Страница 11

— Я вернулся, — неуверенно позвал Рэнд. Затем: — Bay. Эй, но место выглядит потрясающе.

Оливия выбросила пакет из-под «Читос» и бутылку из под пива в мусорное ведро и бросилась к раковине, чтобы вымыть руки.

— Я на кухне, — отозвалась она, ее голос охрип. — Я сейчас выйду.

Она наклонилась над раковиной, ее волосы сбились на одну сторону, она сполоснула рот, когда он вошел.

— Оливия, ты чертов гений, — воскликнул он, открывая объятия.

Она торопливо вытерла рот чайным полотенцем.

— Да, а ты сомневался, — сказала она и упала в его объятия.

Мгновение он обнимал ее, затем поцеловал в лоб.

— Ты должна стать моим агентом по недвижимости после всего, что ты здесь сделала.

Оливия застыла. Ее сердце заныло раньше, чем понял рассудок. Понимание пронзило ее позвоночник и сжало голову. Было что-то в том, как мужчина обнимает женщину, когда он собирается сделать ей предложение. Осознание заключалось в том, что в его мышцах и во всем его теле было едва ощутимое сопротивление. Ощущение дискомфорта, витавшее вокруг него, было безошибочным.

Она отступила назад и посмотрела в его привлекательное лицо.

— О, мой бог, — сказала она. — Ты решил порвать со мной.

— Что? — Ее проницательность была для него сюрпризом. — Эй, послушай, детка. Я не имею никакого представления, о чем ты говоришь.

Его протест только усилил ее убежденность. Она была права, и они оба это знали. Многие женщины с более сильными механизмами отрицания, чем у Оливии, были не способны заметить предупредительные сигналы. Но не Оливия, только не она со своим чувствительным радаром и только не после двух предыдущих поражений, которые оставили ее истекать кровью. Она была как одна из тех собак, которые натренированы на электрическую ограду. Ей достаточно было обжечься два раза, и она научилась это понимать.

«Читос» и пиво сформировали холодный, неприятный комок в ее желудке. «Это не должно случиться снова», — думала она.

— Я совершенно не поняла тебя. Боже, какая идиотка. — Она еще на шаг отступила от него.

— Помедленней, — сказал он, и его рука, которая легла на ее руку, была такой нежной, что ей захотелось заплакать.

— Сделай это быстро, — огрызнулась она. — Словно срываешь пластырь. Покончи с этим быстро.

— Ты пришла к неверному заключению.

— В самом деле? — Она сложила руки на животе. «Не плачь, — сказала она себе, смаргивая слезы, которые вскипали под ее контактными линзами. — Оставь слезы до подходящего времени». — Ну хорошо. Как насчет того, чтобы рассказать мне, что ты намерен делать после того, как продашь эту квартиру?

Его взгляд бегал по сторонам, задерживаясь на потолке, который она поменяла в два часа дня сегодня пополудни. Это был еще один симптом мужчины в бегах. Он не хотел встречаться с ней взглядом.

— Кое-что случилось, когда я был в Лос-Анджелесе, — сообщил он ей, и, несмотря на то что ему, очевидно, было неловко перед ней, его лицо осветил энтузиазм. — Они хотят, чтобы я переехал туда, Лив.

Она задержала дыхание. Предполагалось, что он скажет: «Я сказал им, что не могу принять решения, пока не поговорю с тобой». Однако она уже знала. С сухой усмешкой, все еще не веря, она произнесла:

— Ты ответил им «да», не так ли?

Он этого не отрицал.

— Фирма собирается создать для меня новую позицию.

— Что, в резиденции для ослов?

— Оливия, я знаю, мы говорили о будущем вместе. Я не отрицаю этого. Ты можешь поехать со мной.

— И делать что?

— Это Лос-Анджелес. Ты можешь делать все, что захочешь.

«Выйти за тебя замуж? Иметь от тебя детей?» Она знала, что это не то, что он имел в виду.

— Вся моя жизнь, моя семья, мой дом, мой бизнес — все здесь, в Нью-Йорке. Я положила последние пять лет своей жизни на «Трансформэйшнз», — сказала она. — Я построила ее. Я не собираюсь просто уйти.

Она подумала о том, чтобы начать все заново. Компьютерная сеть, новые контакты, пиар, реклама самой себя на словах.

Эта мысль утомляла ее. Она наконец-то свела свои рабочие часы до мыслимых пределов, но у нее ушли на это годы. Начать все сначала в Лос-Анджелесе будет даже еще труднее. Здесь ее имя и связи открывали перед ней двери Манхэттена. «Этого не должно было случиться, — подумала она. — Не должно было».

— Скажи, что ты любишь меня, — бросила она ему вызов. — Скажи, что ты не можешь жить без меня. И именно это я имею в виду.

— Когда это ты превратилась в такую театральную деву?

— Знаешь что? — сказала она, отбрасывая волосы и расправляя плечи. — Если бы я достаточно сильно тебя любила, я бы поехала. Я бы с радостью в ту же секунду упаковала свои вещи.

— Что ты имеешь в виду под словами «достаточно сильно тебя любила»? — потребовал он.

— Достаточно, чтобы последовать за тобой куда угодно. Но я тебя не люблю. И это освобождающее замечание, Рэнд.

— Я тебя не понял. — Он провел рукой по волосам. — Это простая ситуация. Ты или переезжаешь в Лос-Анджелес со мной, или нет. Твой выбор.

«Мой выбор», — думала Оливия. К собственному удивлению, она поняла, что у нее есть выбор.

— Ну хорошо, в таком случае, — сказала она, как-то преодолев внезапную, забирающую дыхание агонию, — нет. — И с этими словами она направилась к двери.

На этот раз она справилась вполне достойно — в третий раз. Но если она задержится еще подольше, ее самообладание может ослабнуть. Она прошла через фойе, по артистичному ковру в красный цветок, который добавлял благоприятному впечатлению от входа. Было трудно не заметить иронию этого прекрасно организованного, словно сцена, жилища. Она решила разбить какую-нибудь чертову вещицу, но это было бы так… так похоже на Беллами.

Она пошла к лестнице, чтобы не ждать лифт. Она спускалась по лестнице в первый раз, она прорывалась по ней. Она все еще помнила, как стояла в вестибюле, желая, чтобы он догнал ее с криком: «Подожди! Я был не прав! О чем я только думал?»

Это никогда не срабатывало, разве что с людьми вроде Кэйт Хадсон или Риз Уизерспун. Люди вроде Оливии Беллами спускались по ступенькам.

Она даже не помнила, как приехала на такси домой. Она машинально переплатила водителю и взобралась по лестнице в свой каменный дом.

— О, это нехорошо, — сказал ее сосед, Эрл, поприветствовав ее, когда она шагнула в фойе между квартирами первого этажа. — Вы приехали домой слишком скоро.

Седовласый пожилой человек, который ходил в школу с отцом Оливии, Энтони Джордж Эрл-третий был владельцем здания из бурого песчаника. С тех пор как его вторая жена бросила его, он утверждал, что Оливия — единственная женщина, которую он хотел в своей жизни. Торопясь, исполнить амбиции среднего возраста, он стал брать уроки кулинарии. В данный момент богатый аромат трески и уксуса проникал из кухни, но от этого Оливию только затошнило. Ей хотелось, чтобы она не говорила ему, что сегодня Рэнд собирается сделать ей предложение.