Лето больших надежд - Сьюзен Виггз Страница 10

— Оливия, я должен кое-что спросить у тебя.

— О, пожалуйста. Это шутка? — Она рассмеялась, но пристальность его взгляда встревожила ее.

— Я серьезен до смерти.

— Тогда вставай. Я не могу к тебе относиться серьезно, когда ты сидишь вот так на полу.

— Хорошо. Как скажешь. — Фредди глубоко вздохнул, встал и открыл коробочку. Внутри была пара серебряных сережек. С одной свисала буковка «Н», а с другой — буковка «О». — Дружеское напоминание о том, что ты мне отказала.

— Перестань, Фредди. — Она игриво толкнула его в бок. — У тебя были проблемы с Рэндом с первого дня. Я бы хотела, чтобы вы это преодолели.

— Я умоляю тебя. Всем сердцем. Не выходи за него. — Он драматично обнял ее. — Вместо этого выходи за меня.

— Ты безработный. — Она оттолкнула его.

— Нет уж. У меня лучший работодатель в городе — ты. А он опаздывает, не так ли? Мерзавец. Что это за мужчина, который опаздывает на собственную помолвку?

— Мужчина, который застрял в пробке из аэропорта. — Оливия подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу, на авеню, настолько запруженную такси, что это напоминало желтую реку. — И никто больше не говорит «мерзавец». Не ругай его, Фредди.

— Прости, ты права. Плохой Фредди. Плохой. — Он сделал движение, словно бичевал себя. — Это просто потому, что я не хочу, чтобы тебе сделали больно.

Снова. Он не сказал этого вслух, но слово повисло в тишине между ними.

— Я в порядке. Рэнд нисколько не похож на… — Она боролась с эмоциональной бурей в душе. — Нет. Я не должна этого говорить. Я не хочу даже упоминать их.

Оливия вздрогнула. Проблема была в том, что она не могла убежать от собственной жизни. Факт состоял в том, что она уже была обручена и ее бросили два раза, и это стало такой же частью ее, как ее серые глаза и седьмой размер ноги [6]. В кругу ее друзей ее неудачи с мужчинами были чем-то, о чем принято шутить, как в старые добрые времена, когда они подшучивали над ее весом. И точно так же, как в старые добрые времена, Оливия смеялась вместе с ними, истекая кровью внутри.

— Умная девочка, — сказал Фредди. — Рэнд плох в своем роде, не так, как другие.

— О, ты становишься мелодраматичным.

— Он совсем не подходит тебе, солнышко.

— Знаешь что? — сказала она. — Мне это не нравится.

— Ты не можешь уволить меня. Ты меня не нанимала.

Она нетерпеливо притопнула.

— В случае если ты не понял, я хочу, чтобы ты ушел.

— В случае если ты не поняла, я пытаюсь заставить тебя бросить Рэнда.

Они смотрели друг на друга, и струна их дружбы дрожала между ними. Они встретились как студенты в Колумбии и с тех пор были лучшими друзьями. Они даже сделали одинаковые татуировки в ночь перед выпускным, хлебнув для мужества из бутылки «Саузен комфорт» вместе с Догджем, татуировщиком, нарисовав по бабочке на своих спинах: голубую — Фредди и розовую — Оливии. Фредди не знал старую, толстую, несчастную Оливию. Он верил, что она всегда была ошеломительной. Это была одна из любимых ее мыслей.

Бормоча предостережения и внушающие ужас предсказания между вздохами, он стащил с себя фартук, вытащил тряпку и ушел. Оливия сложила вещи для уборки, вытащила мобильник и проверила сообщения. Последнее, что Рэнд мог сделать, это дать ей знать, что он задерживается. Но если он был в самолете, он не мог сделать этого, разве не так?

Конечно, она могла позвонить в аэропорт, выяснить, прибыл ли его самолет, но она не знала номера его рейса. Что она за девушка, если не знает номера рейса своего бойфренда? Занятая девушка, у которой бойфренд половину времени проводит в разъездах. Он будет здесь с минуты на минуту, сказала она себе. Она сунула руку в карман и нащупала серебряные сережки, которые подарил ей Фредди. Что, если Фредди знал? И это так и есть. Она готова сойтись с Рэндом, строить с ним свою жизнь, иметь детей. Эта потребность была такой ощутимой, что ее живот свело.

Делая медленный круг, чтобы осмотреть квартиру, она снова испытала чувство гордости и удовлетворения. Это замечательно, решила она, каждая малейшая деталь значит так много, оттенки цвета и угол, под которым падает свет, создавали настроение. Эти вещи производили большое впечатление на покупателей. Недвижимость, которая была умело подана, всегда получала более высокую цену.

Люди любят думать о себе как о живущих в определенном стиле, будучи окруженными определенными вещами. Создание комфорта, следы искушенности, признаки успеха и, может быть, самое важное и последнее — это чувство дома, чувство безопасности и принадлежности этому дому. И даже если все, что она делала, было дым и зеркала, она чувствовала, что достижения ее лучших работ реальны.

В ее бизнесе ключевой вопрос заключался в следующем: «Когда я вхожу в этот дом, чувствую ли я потребность снять туфли, налить себе стакан шерри у серванта и затем усесться в мягкое кресло с хорошей книгой и промурлыкать: я дома?»

Через сорок пять минут она уселась в кресло, борясь с зевотой. Она попыталась позвонить Рэнду на мобильный и с первого же звонка попала на автоответчик, и это означало, что он еще не приземлился. Он, скорее всего, был еще в воздухе.

Она прождала еще тридцать пять минут, прежде чем направиться в кухню. Она также была прекрасно оформлена, вплоть до ретродизайна из яблок на чайных полотенцах из винтажного магазина, в котором она частенько бывала. Одним из ключевых моментов было найти подлинные вещи, лишенные поддельного блеска новизны.

Чайные полотенца, выцветшие, но не блеклые, превосходно подошли.

Оливия направилась к буфетной, где расположились импортная паста из «Дин и Делука» [7], оливковое масло холодного отжима, гранатовый сок и консервированный тунец. То, что Рэнд обычно ел, вроде «Лаки чермз» и копченых равиоли, теперь лежало спрятанное в корзине, которая выглядела так, словно готова была отправиться на пикник.

Она вытащила корзину и схватила пачку «Читос». Один из многих специалистов-диетологов, к которым ее направляли, когда она была круглолицым подростком, консультировал ее об опасностях еды под настроение.

«Черт с ним, — подумала она, залезая в пачку «Читос», из которой пахнуло сыром. — Черт побери все». Для полноты картины она схватила банку пива из стального, без единого пятнышка холодильника «Саб-Зеро», сделала долгий дерзкий глоток и отрыгнула.

Она уже десять минут предавалась разврату с «Читос» и пивом, когда услышала, как открылась и закрылась парадная дверь.

— Эй? — позвал голос от входа.

О хо-хо. Она посмотрела на оранжевую пыльцу, впившуюся в ее пальцы. Она, наверное, легла и вокруг ее рта.