Евангелие от психопатов - Людмила Старикова Страница 11

Маленький, похожий на чёрную муху, мексиканец с засаленными волосами и выражением отвратительного самодовольства на изрытом шрамами некрасивом лице поднялся со своего места и положил на сцену три долларовые бумажки. Котёнок не удостоила этого мексиканца даже взглядом. Тогда поднялся его товарищ, паренёк моложе и симпатичней, хитро улыбаясь, он подкинул девушке ещё пятёрку, но и это не произвело на стриптизёршу никакого впечатления. Когда истекли три минуты её выступления, девушка с достоинством собрала деньги и спустилась со сцены. Её сменила Принцесса – вульгарного вида женщина лет сорока, наряженная в разноцветные шёлковые шарфы, – один служил ей подобием бюстгальтера, второй – трусиками, третий был небрежно обмотан вокруг шеи. В её движениях было много энергичной бравады, в которой, однако, читалась фальшь и фиаско перезрелой, завистливой женщины, невыразимо страдающей в окружении юных тел.

Персики со Сливками была толстой негритянкой, Ночная Тень – симпатичной длинноволосой наркоманкой с выразительной татуировкой на спине в виде змеи, обвивающей розу, Мими была вьетнамкой с двумя кнопочками кофейного цвета на плоской груди. Череда привлекательных и отталкивающих одновременно женщин начала было утомлять отца Генри, не привыкшего постоянно находиться в психическом напряжении. Для него было странным и неожиданным то, что, глядя на стриптизёрок, он почти не испытывал возбуждения, в то время, как женщины из его прихода часто просто сводили его с ума. И тут появилась его женщина. Ди-джей назвал её Марией. На вид ей было лет двадцать восемь; во всяком случае, никак не больше тридцати. Она поднялась на сцену и подошла к зеркалу, повернувшись спиной к зрителям. Прямые чёрные волосы доставали до пояса, оставляя на обозрение лишь круглые плечи и ровные стройные ноги, стремящиеся из-под короткой белой юбки, напоминающей школьную форму учениц церковной школы. Девушка медленно покачала бёдрами под музыку, развернулась, подошла к стальному шесту и ухватилась за него одной рукой. Отец Генри ожидал, что она закрутится вокруг него, как это делали другие, но, Мария всё стояла, держась за шест, качая бёдрами в такт музыке и печально глядя в середину зала. У неё было красивое лицо, кожа оливкового цвета, отливающая теплотой под красными лампами. Сначала отец Генри подумал, что она – итальянка. Девушка ему очень понравилась. Но больше, чем прекрасные, миндалевидные глаза, роскошные волосы и гладкие, стройные ноги отцу Генри понравилась белая юбка Марии. Скромная юбка поразила его своим целомудрием; действительно, это было контрастом, по сравнению со стрингами и оттянутыми в сторону кружевными трусиками. Мария покачалась на сцене, но так и не разделась, а, напоследок окинув зал грустным взглядом, не торопясь сошла со сцены и села на краешке одного из диванов у дальней стены.

– Хотите коктейль? – голос полной, но очень хорошенькой официантки заставил отца Генри очнуться.

– Конечно, – поспешно согласился он и принялся рыться в карманах, – сколько стоит?

– Безалкогольный – пять. Алкогольный – пятнадцать, – равнодушно ответила девушка, словно в безбожно завышенной цене на напитки она не видела ничего экстраординарного.

– Пожалуй, я выпью томатного сока, – цены в клубе немного расстроили священника, но он старался не показать своего разочарования.

– Со льдом или без?

– Без. Пожалуйста, безо льда.

Официантка ушла и тут же вернулась с небольшим тонким стаканом, на три четверти наполненным томатным соком.

– Пять долларов, пожалуйста!

Отец Генри протянул ей приготовленную стодолларовою бумажку; других денег у него не нашлось.

– Сдача нужна, мой сладкий? – ласковым голосом спросила официантка.

– Да, благодарю вас, – вполголоса ответил священник, поразившись такой наглости.

Девушка вновь удалилась, на этот раз её не было дольше, и отец Генри успел отпить немного прохладного подсоленного томатного сока.

Наконец, она вернулась и привычным движением поставила перед священником бирюзовый цилиндр. Приглядевшись, отец Генри обнаружил, что это фишки, наподобие тех, которые используют для расчёта в азартных играх. Он поднял изумлённые глаза на официантку.

– А где же сдача? – возмутился святой отец.

– Сдачу мы даём пятидолларовыми фишками, – спокойно ответила девушка, – ты, мой сладкий, можешь потратить их на танцы или напитки. Можешь купить девушкам лимонаду. Как хочешь.

Отец Генри рассеянно посмотрел на фишки, потом опять на девушку. Она не отходила, блуждая скучающим взглядом по сторонам.

– Также, у нас полагается давать чаевые, – терпеливо добавила бесстыдница, – вы можете дать мне одну фишку, если вам понравилось моё обслуживание.

Священник протянул девушке фишку; та с проворностью белки схватила её, спрятала в нагрудный карман кружевного передника и, поблагодарив отца Генри со свойственной ей фамильярностью, удалилась.

Отец Генри допил солёный сок, осмотрелся и поднялся со своего места, направившись к полноватой блондинке в строгом брючном костюме; своим видом и манерами она была похожа на менеджера. Тем более нелепой казалась её татуировка, выглядывающая из-под воротника, – когтистая лапа какого-то зверя. Подумав об этом, священник содрогнулся. Похоть привела его в это грешное место, где в дьявольском красном свете даже из-под воротника единственной здесь одетой женщины выглядывает Враг. Блондинка разговаривала по телефону и, встретившись глазами с отцом Генри, знаком показала ему: «минуточку!» Он остановился, присел на краешке дивана и погрузился в молитву. Ему показалось, что он почувствовал подобие ответа. Словно, тихий, спокойный голос внушал ему: «Пути неисповедимы». Наконец, блондинка наговорилась и сама подошла к отцу Генри.

– Чем я могу вам служить, сэр? – спросила она с участием сиделки в доме престарелых.

– Я бы хотел поменять вот это на деньги,– ответил отец Генри и протянул ей фишки.

– К сожалению, я не могу вам в этом помочь, сэр. Вон там, – блондинка протянула вдаль полный указательный палец, заканчивающийся алым когтем, – написаны наши правила. Мы даём сдачу только фишками, которые нужно потратить в нашем клубе. Сколько там у вас?

– Девяносто, – в голосе священника слышалось смирение.

– Прекрасно. Это целых четыре обычных танца и один танец у стола.

– Вы могли бы рассказать подробнее, что всё это значит?

– Лучше один раз почувствовать, чем десять раз услышать, мой сладкий, – блондинка поманила когтем маленькую девушку в белом бюстгальтере и клетчатых трусиках, – Джинни! Этому джентльмену требуется тур по заведению и очаровательный танец. Похоже, он у нас впервые, – она вновь повернулась к священнику, – сэр! Запомните. Девушек трогать нельзя. Это правило.

Джинни было всего восемнадцать, но она воображала себя умудрённой дамой лет сорока пяти. Говорила она удивительно низким голосом, и тоже постоянно вставляла фамильярное обращение «мой сладкий», которое вызывало раздражение у отца Генри.